В дверь позвонили. Назойливый такой, противный, длинный-предлинный звонок.
– Лида, открой! – крикнула из кухни Римма Марковна, – А то у меня блины сгорят.
Я открыла дверь и глазам не поверила – на пороге стояла «демоническая» Олечка. В руках она держала увесистый сверток.
– На! Забирай теперь! – она торопливо ткнула сверток мне и сварливо добавила, злобно скривив лицо, – это ты во всём виновата! Ты!
С этими словами она круто развернулась, так что толстая черная коса хищно подпрыгнула и хлестнула по модной джинсовой куртке, и быстро-быстро зацокала каблучками вниз по лестнице.
Я с совершенно глупым видом осталась стоять в дверях.
И вот что это сейчас было?
– Лида, кто там? – Римма Марковна подошла сзади и спросила, – А что это у тебя?
– Ольга приходила, – растерянно ответила я, разворачиваясь, – вот, сунула мне это и убежала.
Сверток внезапно заплакал и зашевелился.
– Ох ты ж божечки мои, – охнула Римма Марковна.
Я торопливо раскрыла и обомлела – из как попало перекрученного кокона одеяльца на меня смотрело сморщенное лицо младенца.
И лицо это было страшного антрацитово-чёрного цвета.
– Что это с ним такое? – окончательно перепугалась Римма Марковна.
– Негритёнок, – ошарашенно ответила я… и проснулась.
И вот к чему этот сон? Предупреждение?
Я села на кровати и посмотрела в окно – весеннее солнышко задорно рассыпало миллионы прыгающих солнечных зайчиков по подоконнику. Середина мая, а деревья уже вовсю зеленые, да и на улице градусов двадцать, не меньше. Я в этом мире уже ровно один год и один месяц. Даже не верится. Что ж, надеюсь 1981 год окажется лучше, чем 1980-й. Хотя бы чтобы без приключений.
– Лида, тебе снова кошмары снились? – в комнату заглянула Римма Марковна, – ты кричала опять. Я тут котлеток нажарила, пойдём лучше котлетки поедим. С пюрешечкой, с маринованными огурчиками, как ты любишь.
– Сейчас приду. Спасибо, Римма Марковна, – ответила я и вздохнула.
Дома я уже с месяц. После того, как Горшков на меня тогда напал и ранил, я остаток осени и всю зиму провалялась в больнице, в тяжелейшем состоянии. Говорят, врачи изо всех сил боролись за меня, но ничего не могли сделать, а потом вдруг я сама очнулась и быстро-быстро пошла на поправку. Уникальный случай. И вот недавно меня отправили домой. На реабилитацию. Сначала планировали в санаторий отправить, но мне не хотелось бросать Римму Марковну и Светку одних. Им и так довелось переволноваться за меня. Тем более, что Римма Марковна сказала, что она мне такую реабилитацию устроит, что всем этим санаториям и не снилось.
И вот я уже месяц занимаюсь исключительно тем, что ем, сплю, иногда недолго гуляю во дворе, а в перерывах играю со Светкой в лото, или болтаю с Риммой Марковной о всякой ерунде.
Живём мы, между прочим, опять на улице Ворошилова. Ещё когда я была в больнице, Римма Марковна вернулась сюда, так как больница была совсем рядом. Кроме того, все Светкины кружки и секции тоже находятся неподалёку. После смерти Валеева её некому стало возить на машине, а общественным транспортом – далеко и долго.
Но я подозреваю, что истинная причина заключалась в том, что здесь контингент соседей пришелся Римме Марковне по душе, одни литературные бои с Норой Георгиевной чего только стоят. А там ей было банально скучно.
В дверь опять позвонили. Теперь уже реально. Неужели это был вещий сон, и «демоническая» Олечка таки принесла негритёнка? Сейчас я ей задам! Я подхватилась и метнулась к двери, чтобы опередить Римму Марковну.
Но вместо негритёнка на пороге стоял Альберт, помощник Ивана Аркадьевича, и широко (но очень уж ехидно) улыбался:
– Приветствую, Лидия Степановна. Как твоё самочувствие?
– Н-н-нормально, – ответила я, от неожиданности тупо пялясь на него.
– Значит, пора ехать в «Монорельс». Прямо сейчас. Иван Аркадьевич прислал за тобой машину. Это ненадолго. Но срочно. Важный разговор будет.
Но это оказалось надолго. Если в двух словах – то теперь Иван Аркадьевич стал директором депо "Монорельс», а на своё место он поставил меня.
В общем, лучше бы был негритёнок!
– Наталья Сергеевна, вызовите ко мне всех работников моего подразделения. Минут через двадцать, пожалуйста, – попросила я секретаря, плотную пергидрольную женщину средних лет, которая заменяла сейчас уехавшую в отпуск Аллочку.
Женщина поправила пластмассовые клипсы, пристально взглянула на меня сквозь очки с толстыми стёклами и продолжила меланхолично печатать на машинке.
Я спустилась обратно в кабинет. Раньше он принадлежал Ивану Аркадьевичу. Да-да, тот самый полуподвальчик, тот самый кабинет, где не раз вершились судьбы сотрудников депо «Монорельс», и моя в том числе.
Иван Аркадьевич переехал теперь в просторный кабинет директора на втором этаже, а мне в наследство оставил свой. Нет, он предлагал и другие варианты, попросторнее, но мне нравилось, что этот полуподвальчик такой вот уединенный и тихий.
Вчерашний разговор получился неоднозначным. Иван Аркадьевич и слышать не хотел, что я ещё не готова, что не оправилась после своей болезни и после смерти Валеева, и всё остальное.
– А кому мне ещё это поручить, если не тебе? – просто сказал он тогда, и на этом разговор был окончен.
