Яркое солнце заливало опушку леса. Травы тянулись к нему своими листочками, пытаясь стать выше соседей – вечно зелёных сосен и кедров, что своими ветками гладят облака. Молодые весенние побеги щекотали затылок и неприкрытые части тела, оставляя капли утренней россы на белой коже. Над цветами летали полосатые голдуфы, кропотливо собирая пыльцу. Сидя на цветках, они подставляли свои черно-золотые брюшки солнцу, греясь в его тёплых лучах. Я перевела взгляд с сочной зелени на вековые деревья Тихого леса. Птицы пели, радуясь ласковому весеннему теплу. Лёгкий ветерок пробежал по листве, траве и лизнул влажную кожу, вызвав волну мурашек и вернув из бездумия в мир.
Вставать с мягкой опушки не хотелось. Здесь, среди деревьев, кустов и лесного зверья, покой. Нет косых взглядов, плевков и страха получить камень в спину. От воспоминаний о жителях деревни я невольно поморщилась, мотнула головой, прогоняя мысли, и привстала на локтях. Вокруг парили разноцветные пушистые комочки, с маленькими чёрными глазками – левитирующие мышки. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что я единственный гость Тихого леса, засунула руку в карман и достала сверток с мерцающей пылью. Голодные зверьки тихо запищали, учуяв завтрак. Лёгкий взмах кистью и сверкающая золотом пыль, повинуясь мне, медленным ручейком потекла к руке, закручиваясь по спирали к самому плечу. Пас. И она взлетела, рассыпаясь золотым снегопадом над поляной. С пронзительным писком серые, жёлтые, голубые комочки ринулись трапезничать.
– Тихо, вы, а то ваш писк за лесом услышат. – Мои слова никак не тронули голодное зверьё, они продолжали верещать и сталкиваться, пытаясь оттащить друг друга маленькими лапками.
Налюбовавшись мышками, я убрала пустой сверток обратно в карман. И еще раз убедившись, что зрителей не было, встала. Отряхнула своё старое льняное платье, цокая при обнаружении новых дырочек в износившейся ткани, перекинула через плечо коричневую кожаную охотничью сумку и побежала в Яму.
Яма – маленькая деревня в крае Мерцающей пыли, мой единственный дом. От этой мысли губы тронула нервная улыбка: не каждый будет считать такое место домом, однако, другого у меня нет и никогда не будет. Скулу стянула боль, и я невольно потерла тёмно-синий синяк, покрывающий большую часть щеки. Деревню называли Ямой из-за её расположения в долине среди гор. При всём при этом, я пришла к совершенно иному выводу. Люди поколениями безвылазно проживают в долине, ни разу не увидев жизнь за горами, как в глубокой яме.
Путь от моей полянки до деревни был не близкий, а времени до начала смены на пасеке оставалось мало. Я, по обыкновению, бежала между деревьями, то и дело уворачиваясь от острых веток, коряг и перепрыгивая овражки. Почему из всех закоулков Селенгара мне посчастливилось родиться именно здесь? Глупый вопрос. Моя жизнь давно потеряла смысл. И искать его в сотый раз – нелепо: взор Великой Прародительницы обходит меня стороной с рождения, и мои стенания только позабавят её безразличную сущность богини. Зубы скрипнули, подавляя пустившую во мне корни злобу.
Сквозь толстые стволы и ветвистые кусты завиднелся просвет. Деревня проснулась. Отовсюду доносится: лай собак, стук молотов, басистые голоса мужиков и громкий задорный смех женщин. Приятную мягкую тень и прохладу леса сменило яркое солнце. Пробежав ещё немного, ноги ступили на песчаную дорожку и перешли на шаг.
– Опять ты. – Сухая женщина, идущая впереди меня, остановилась и ткнула локтем свою подругу в бледно-красном платке. – Глянь, Вогра, девка опять в лесу со своими родичами ночует.
Вогра скривилась, разглядывая мои растрепавшиеся волосы с торчащими из них травой и сухими иголками.
– Оставалась бы там и не мозолила нам глаза своим хворым рылом.
Ногти впились в кожу до рези в ладонях. Достали. Называют бездновых отродьев моими родичами? Но у них с ними больше общего, чем у меня: брызжут ядом и источают ненависть, не имея на то причин. Голова потяжелела от нахлынувшего гнева. Бездумный шаг в их сторону. Ещё один. Испуганное бабье подсобрало юбки и, опасливо оглядываясь, побежало к полуразвалившемуся деревянному домику – кузне.
– Опять деревенских распугиваешь? – Веселый голос Наира прозвучал за спиной. – Ох, ну и взгляд. – Крупный парень наиграно вытаращил голубые глаза. – Требую пощады, памятуя о нашей дружбе.
– Это не смешно. – Я старалась дышать ровнее, унимая рвущую мое нутро злость.
Мне становится хуже. Из-за пары слов, я была готова свернуть им шеи. С приступами гнева и раньше было справляться не просто. Сейчас же это переходит в не поддающуюся контролю ярость. Зажмурив глаза до белых мельтешащих пятен, я протерла ладонями лицо, стараясь скинуть горячие эмоции, как маску.
– Они сами виноваты. – Наир пригладил свои непослушные каштановые волосы и, скрестив руки на груди, нахмурился.
Устало выдохнув, я бросила в него бесцветный взгляд. Лёгкая рубашка натянулась, демонстрируя мускулистые натруженные руки парня и засохшие пятна крови на рукавах. Дурак. Мог бы и постирать. Наир проводил глазами пробегающих мимо детей и подошёл ближе, окутывая меня ароматом сена и сырой рыбы.
