Криминальное лихо. Повесть и рассказы

Криминальное лихо. Повесть и рассказы
О книге

Эта книга – не детектив в полном понимании этого слова, а исследование человеческой судьбы, попытка понять причины и психологию того или иного поступка. Возможно, кого-то удастся уберечь от опрометчивого шага.

Читать Криминальное лихо. Повесть и рассказы онлайн беплатно


Шрифт
Интервал

© Александра Китляйн, 2024


ISBN 978-5-0064-0008-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Четвёртый

Все совпадения случайны, все истории прототипов не имеют, являясь результатом авторского вымысла.


Знай цель и предел вожделения.

Петрарка Франческо

Утро жизни

Жизнь великих тоже заполняют мелочи.

Деревенский философ Григорий

Майским, весёлым воскресным утром Пашка проснулся рано, пошевелился на скрипучей железной кровати, на каких в наше время уже никто не спит, лягнул ногой одеяло, расправляя, чтобы завернуться потуже и ещё подремать, попал по жестяной коробочке – сундучку, притороченному к её ножке цепью, скреплённой тяжёлым навесным замком. Душа Пашкина сладко отозвалась на лязг этого «сейфа», в котором давно, лет с шести, он копил деньги. Никто не мог пробраться в эту его тайну, и никто не знал, что денег было около полутысячи, что по советским временам равнялось неисчислимому богатству – у отца с матерью столько за раз никогда не было. Он собирал мелочь, менял на более крупные деньги и копил, копил, копил.

Простодушная заря, будто улыбалась, разливаясь всё шире и шире над горами по восточной стороне горизонта. Утро неизменно венчалось солнечным восходом. Мир замирал и замолкал перед его величественным явлением, чтобы через мгновение отозваться тысячами живых, тёплых, ликующих голосов. Пробуждалось со всей землёй небольшое село Берёзовое в Восточном Казахстане, расположенное на речушке с однокоренным названием Берёзовка и тоже улыбалось своим деревенским естеством широко и просто, как принято у русских и казахов, татар и украинцев, белорусов, немцев, переселённых во время Великой Отечественной войны, и представителей других народов, перемешавшихся друг с другом соседством, дружбами, родством и бытом.

Пашка любил утро за то, что взбодрившееся сознание тотчас подсовывало возраставшую в нём радость: владею, имею, коплю! И всплывали знакомые картинки. Вон муравей тащит кусок прутика или веточки к себе, запасает корнеплоды цокор, которого иногда принимают за крота даже опытные люди. Летом случалось ему наблюдать, как тот волочит морковку в свои ходы на их огороде, как она исчезает под землёй, вильнув зелёным хвостиком.

На старом тополе возле дома Пашка разорил сорочье гнездо, и там обнаружил медную проволоку и дешёвое колечко с блестящим камушком. Утащила и копит. Все тащат, все копят. Пожилой сосед Наум Сидорыч тащит всё, что плохо лежит: трубы, сковородки, стеклянные банки. Говорят, клептоман, больной человек. Пашка уверен, что он не больной и не дурак: во-первых, «нетяжело тащит», а потом им же, у кого украл, продаёт, а, во-вторых, «на подножном корме живёт», а пенсию, жадюга, всю на книжку складывает. А то ещё есть знакомая пара: весёлые, забавные, каждый вечер в чужом застолье, поют, пляшут, смеются, анекдотами сыплют, являются душой любой компании. И не видел он, чтоб они сильно напивались – всегда в норме. Так у них свой кусок сохраняется, копится на чужом.

Когда Пашка был ещё дошкольником, произошёл с ним в жизни случай, оставивший неизгладимый след. Прибыл в село из тюрьмы Худоручко Сеня. Работу не искал, а чем-то жил. Говорили, что ворует. Встретил неприкаянно шляющихся малолеток – пацанов, познакомился, вошёл к ним в доверие, а потом уговорил к одинокой старушке в форточку влезть и деньги стащить вместе с золотым колечком и золотым медальоном на цепочке. Не удивляйтесь: это в новом, третьем тысячелетии, стало нормой учить детей не откликаться на призывы и просьбы чужих взрослых, а тогда для большинства слово старшего было законом. Любой старший мог пацана пристыдить и повоспитывать по-своему, пусть и не всегда успешно. Доверчивый народ был. Дал Сеня ребятишкам по рублю на мороженое. Сам оказался снова в тюрьме, а Пашка с «подельником» остались в пролёте, как сейчас говорят. Разъяснили им дома ремнём, что к чему, продержали в углу часа по два, но, что деньги можно легко срубить, в памяти отложилось.

Ещё отпечаталось в мозгу, как приезжал к ним в гости отсидевший свой срок дядька, брат матери. Он был настоящий вор. Мать рассказывала, что Лёнька научился воровать в детском доме, куда они попали с ним в 30-е годы двадцатого века во время коллективизации, когда родители умерли от голода. Дядька был странный, необычный, весь в наколках, на гармошке играл и пел про Чуйский тракт и Марусю. Он с гордой бравадой заявил: «Да, я – вор. Но я знаю, у кого беру, таких, как вы, не обижу. У меня тоже понятия есть. Что с вас, сельской голытьбы, возьмёшь? По шестнадцать часов пашете, а толку нет. Не завидую. А как вам моя теория жизни: если от большого, возьмёшь немного, то это не грабёж, а делёж?». Оставшись с племянником наедине и будучи в курсе его истории с кражей у бабульки, не мигая, глядя ему в глаза, сказал: « Дурак ты был, что в компании полез воровать. В этом деле надо быть одному, чтобы ни лишних глаз, ни ушей, ни языков не было. Понял?» – « Понял», – выдохнул Пашка, еле шевеля пересохшим от волнения языком и чувствуя себя загипнотизированным немигающим, наглым взглядом. Дядька пожил у них недели две. За это время успел соседям насолить, девку обидеть, прихватил получку родителей и исчез. После, мать рассказывала, сгинул в тюрьме. А ещё отложился в памяти страх матери перед ним, нескрываемое недовольство отца, который потиху ворчал:



Вам будет интересно