«Всё хорошо. Всё разворачивается к лучшему» – мысленно повторяла Дарина мантру, которой её научили на курсах духовного развития. Она отчаянно пыталась поймать состояние этого «хорошо», но, видимо, прямо сейчас для неё было время «разворота к лучшему», когда допустимо испытывать некоторый дискомфорт. Машина остановилась, и она почувствовала, что её опять куда-то потащили. Кажется, сейчас её будут убивать, но ей было уже почти всё равно. Она решила сдаться и довериться Высшим силам. Бордово-красная тряпка – шарф или платок – намотанная на голове, не давала ей возможности видеть. Разбитый Димычем нос, болел, но это была тупая боль, которая ещё немного досаждала, но сильно уже не беспокоила. Её завели в какое-то помещение и бросили на что-то типа жёсткого дивана.
– Это же девчонка! Мы так не договаривались! Ты говорил, что будет заложник. – услышала она незнакомый хриплый голос.
– Заложник, заложница – какая нахрен разница? Мы же с тобой не из этих. Ну тех, которые используют – как их там – фе-ми-ни-тивы! – произнес по слогам Николя и противно засмеялся – его голос она узнала без труда.
Платок развязали, и она увидела перед собой, кроме уже знакомых ей Николя, Димыча и Толика, какого-то заросшего волосами бородатого старика. Последний глядел хмуро, а увидев её разбитое лицо, коротко матюгнулся и увёл троих мужчин за угол большой, выложенной кирпичом, старинной печи. Теперь она не могла их видеть, но прекрасно слышала.
– Ты кого мне притащил? Почему она вся в крови?
– Ну, не вся… – стал оправдываться Николя.
– Да, вмазал я ей всего-то разок, чтобы фотки, как надо получились. Для папаши её. Надо было ей ещё вставить, жаль Николя не дал, – встрял в разговор Димыч.
– Вот, видишь, целая она – для тебя сберег. Думаю – Вовк давно без бабы мается, развлечётся хоть, – опять противно заржав вступил Николя.
– А не захотите – или там ещё что – так и я могу с ней развлечься, с превеликим, так сказать, удовольствием, – снова влез Димыч.
Дальше она услышала звук удара, вой и ругань Димыча. Её воображение тут же нарисовало, как дедок двинул Димычу по носу локтем, чтобы не лез – щенок – в разговор взрослых. Николя крикнул Толику, чтобы он увел Димыча в машину. Судя по звукам – тот так и сделал. Оставшись вдвоем, дедок и Николя продолжили разговор.
– Ей хоть восемнадцать-то есть? – спросил дедок.
– А, за это не беспокойся! Дарина Аристарховна у нас дама взрослая – даже замужем побывала – развелась недавно. Ты можешь делать с ней всё, что угодно, но потом она должна будет исчезнуть с концами. Я сообщу тебе – когда.
– Слышь, ты! Ты же знаешь прекрасно…
– Вот только не надо мне тут заливать про женщин, детей и свои принципы! Симону помнишь? Я – помню, как ты её… – Николя перешёл на шепот, но она смогла разобрать слова.
Сидя на топчане в незнакомом деревенском доме со скованными сзади руками, девушка лихорадочно соображала, что ей делать. Руки уже начали затекать. Она пыталась пролезть в них, как в кольцо, чтобы переместить вперед, но у неё не вышло. Только застряла в нелепой позе. «Кажется, я и вправду толстая», – подумала она.
– Так что не надо мне тут… завязал он! Ты мне должен, понял! Если б не я – знаешь, где бы ты сейчас был! – повысил голос почти до визга Николя. – На вот – держи – ключ от наручников. Но я тебе не советую её отстегивать. Сбежит – никому из нас мало не покажется.
Первое, что увидел Вовк, вернувшись в дом, проводив гостей, – туго обтянутая джинсами пятая точка его пленницы, округлые формы которой, не позволили ей проделать трюк с перекидыванием рук в наручниках вперед. Он на секунду замер, завороженный этим зрелищем. Затем, усмехнувшись, отпер наручники ключом. Далее все стало происходить стремительно: потеряв равновесия из-за вдруг разомкнувшихся рук, девушка ткнулась лицом в топчан. Из раненого носа мгновенно снова полилась кровь. Она взвыла и, вскочив бросилась на Вовка. Тот едва успел увернуться и спасти глаза, но тут же почувствовал боль от вырванных из бороды волос и как горят на шее царапины от её ногтей. Он быстро схватил девицу в охапку и, крепко сжав, не давая возможности пошевелиться, потащил вниз в подвал.
Прошло меньше минуты, как она оказалась в подвале, пристегнутой наручниками к металлической спинке кровати. Крепкий оказался дедок! И сильный. Сначала она голосила и ругалась, обзывая его старым пердуном. Потом устала и бессильно откинулась на подушку, посмотрев на свои пристегнутые к спинке кровати руки. В таком положении они хотя бы не затекали, что можно было посчитать за прогресс. Дедок молча стоял рядом. Он не трогал её, только хмуро и задумчиво смотрел сверху вниз на свою пленницу.
Продолжая свои размышления, Вовк потер рукой скулу, дотронулся пальцами до шеи в том месте, где жгло. На руке остались следы крови. Но, возможно, и, даже скорее всего, это не его, а этой дикой кошки. Вон у неё до сих пор кровь из носа сочится. «Николя – сука! Удружил. Прибью, как только разберусь, что вообще происходит. Говорил же ему, что завязал со всем этим, и чтоб не лез больше ко мне. К тому же, сегодня – пятница, а значит скоро Михалыч придет на традиционные посиделки. Мы с ним вчера предварительно договорились. Если эта тут орать начнет, он может услышать и заинтересоваться. Участковый как-никак».
