1. Пролог
На Купалу, солнце встало,
Заискрилось, засверкало!
Землю-матушку прогрело!
Чтоб все к осени созрело...
Звуки свирели, жалейки, рожков и свиристелок неслись над поляной. Хохот и крики перемежались звуками смачных хлопков.
В укромных зарослях высоких кустов парочки скрывались буквально на секунды, чтобы подарить милому другу быстрый поцелуй… На дольше нельзя... Родичи в эту ночь со своих дочерей глаз не сводят…
Самые бесшабашные кидались в реку на глазах поселян и с гоготом выбегали из воды, получая от степенных стариков хворостинами по спинам или ниже... Ведь все знают, что на Купалу нельзя купаться… Русалки и водяные в этот день очень сердиты и утаскивают к себе любого, кто рискнет их потревожить…
А уж ведьм, вообще лучше обходить десятой дорогой… Они сегодня такие заполошные… Все травы собирают, да водой запасаются… То росу в специальные фиалы стряхивают по счету, то с ведрами от болота носятся… Ух! Ни дай тебе попасться им на глаза…
А детям и беременным так и вовсе надо быть подальше от воды. Люди говорят, что в этот день водная нечисть может вселиться в любого ребенка и в нерожденного, и уже прожившего несколько лет…
Но темноволосая девчушка, которая сейчас из-за кустов подсматривала за плясками односельчан, давно переросла тот возраст, о котором ей часто рассказывала бабушка. И хотя в ночных танцах можно принимать участие с четырнадцатой весны Натка решила, что посмотреть на них можно и на пару лет раньше. Тем более, что остановить ее было просто некому.
Отец не вернулся из леса, когда Наттерии исполнилось шесть, а Ванко двенадцать. Мать в тот же год умерла, пытаясь родить последыша-братишку. Как бабушка ворчала, что она просто не захотела жить без любимого мужа. А сама бабушка, этой зимой однажды не проснулась…
Вот и остались они со старшим братом одни.
А сегодня Натка выскользнула вслед за ним, чтобы посмотреть, как Ванко со своими друзьями будет проходить посвящение в мужчины - прыгать через костры, водить девушек в хороводах, рубить на кругляши днем отобранное для этого бревно, а потом, подпалив каждый свою чурку, катить их на перегонки с крутого берега. Но это уже после полуночи… Тогда и девушки будут венки пускать...
Наттерия даже близко не собиралась подходить к реке…
Вот и сидит девочка в густом кустарнике и как старшаки не сводит глазенок со старшего брата…
А тот, недотепа, вокруг дочери пришлой вдовы - рыжей Латтерит увивается… Чужачками были - чужачками остались. И что в ней нашел? Ну коса богатая, ну брови союзны. Хороши и зеленые глаза - огромные… Но, ведь худюща, что та березка… Лицо белое и покрыто конопушками… Да у нее из приданного только коза, да и то если ее сестра раньше замуж не выскочит… Больше на дворе вдовицы и взять нечего… А что три бабы могут?
Вот Ванко что-то убежденно говорит этой худышке, а она нос воротит… Да, как она смеет? У нее брат красавец: статный, высокий, широкоплечий. Темные волосы вьются вдоль смуглого лица. Карие глаза под черными бровями, как яхонты сияют. Нос ровный, зубы белые. Губы, что спелая малина: яркие и сочные. Пусть подбородок тяжел, но так он мужик, а не красна девица.
А эта гордячка подбородок вскинула и в сторону пялится… Девочка высунулась из своего укрытия, чтобы посмотреть, на кого так злобно зыркает чужачка и тут же юркнула обратно. Оказывается, Латка на свою мать смотрела, а та, нахмурив брови ей глазами на костер указывала…
Да, ладно? Неужто и впрямь ее Ванко зовет судьбу спытать? Ну, точно! Вон взялись за руки да с разгона через огонь сиганули… Ох, братец, что же ты делаешь ведь не пара она тебе… Ой! Не пара…
Натка даже зажмурилась, чтобы не видеть, чем затея брата обернется, а когда приоткрыла глаза, то рыжая чужачка уходила к реке от растерянного брата, который смотрел ей вослед почесывая затылок…
“Дурында, — обругала себя девочка и попятилась из кустов, — надо было во все глаза смотреть, а теперь утром придется Ванко пытать”.
Но далеко Натка убежать не успела, крики ужаса и горестный вой настиг ее возле околицы… Девочка даже подпрыгнула, когда услышала первый визг, в ее душе все оборвалось от страха и она, как оголтелая, бросилась к реке...
***
Как тихо в лесу, когда предрассветные сумерки только собираются уступить свои владения первым лучам солнца. Ночные светила уже скрылись за горизонтом, и темнота под зелеными исполинами сгустилась.
Силуэты кустарников превратились в сказочных монстров. Ночные обитатели вернулись в норы и гнезда… Дневные - еще не проснулись...
И только человеку не спится… Гибкая фигура долговязого парня пробирается по невидимым сейчас тропкам. Он шорохом травы и хрустом попавшими под ногу ветками нарушает спокойствие обитателей лесного царства.
Забор из тонких жердин внезапно возник практически перед носом юноши. Вот только ничего не было, а сейчас между насаженных на острые наконечники округлых предметов, очень похожих на головы, на нелепой, зато теперь понятно, для чего пристроенной, верхней перекладине, уместилась ворона и косит на него своим антрацитовым, круглым глазом.
От страха мороз пробрал парня до самых костей. Руки занемели, ноги подкосились, и он грузно осел на землю. А птица, хрипло каркнув взлетела, громко захлопав крыльями.