1988-й. Осень. Тайга.
В юрком белом автомобильчике марки «Москвич-2140» едут двое: водитель и игрушечный «пассажир».
Водитель – батюшка Михаил. Крупный широкоплечий мужик тридцати лет. Густая чёрная борода покрывает квадратный его подбородок. Михаил рукоположён во священный сан всего пару месяцев назад. Молодой батюшка рулит уверенно. С рулём и педалями управляется он пока что получше, чем с требником и кадилом.
Игрушечный «пассажир» священника – чёртик под лобовым стеклом. Он силиконовый, этот чёртик. Самодельный, сплетённый из полупрозрачных трубочек капельницы сувенир. Чёртик достался батюшке от прежнего владельца вместе с автомобилем.
Михаил покупал «москвича» по весне, о сане священника тогда ещё даже не помышляя. Впрочем, дьяконом он уже являлся, хоть и недавно. А православному клирику негоже всяческих чёртиков приручать (даже игрушечных), поэтому хотел Михаил от «нечистой силы» сразу же после оформления автомобиля избавиться. Однако помедлил – жалко выбрасывать, уж слишком искусно выполнена безделушка. И тогда Михаил решил так: никакой это не чёртик, а… робот.
Да, робот! А что? Вполне похож. И никакие это не рожки на силиконовой его голове, а… антенны. Точно, антенны! Для верности он отстриг «роботу» хвост, изгибавшийся длинным вопросительным знаком. После совершения «ампутации» Михаил окончательно успокоился. Общеизвестно: чертей без хвостов не бывает, ведь вся их нечистая сила – в хвосте. А ещё Михаил придумал для «робота» имя. Вертер! Не оригинально, конечно, зато узнаваемо. Правда, на робота в фильме «Гостья из будущего» силиконовый Вертер вовсе не походил; ну, да не суть.
И вот, значит, едут они вдвоём вглубь тайги. Небо пока, слава Богу, чистое. Но осень есть осень. Ранним утром чистое, а что станется дальше – вопрос! Пока же – ни единого облачка на небе (по крайней мере, на той его неширокой, синеющей меж высоких сосен и елей полоске, которую батюшка может узреть сквозь лобовое стекло).
Грунтовка, уходящая вглубь верхнекамской тайги, становится всё ухабистей. Колеи, оставленные ранее грузовыми машинами, – и глубже, и шире. Участки, покрытые невысохшей грязью, встречаются всё чаще; каждый следующий такой участок длиннее предыдущего. Деревья вокруг дороги – всё толще, выше; игольчатые зелёные лапы их – всё мохнатей, колючей. Хвойные иглы, шурша по кузову юркого автомобильчика, оставляют на его запылённых боковых стёклах тонюсенькие следы. Полоски эти – словно царапины.
Священнику, впервые оказавшемуся в настоящей таёжной глуши, временами казалось, что деревья бьют его хвойными лапами сквозь стекло, сквозь железо машины прямо по рукам, по щекам. Крутя баранку, он почти физически ощущал, как еловые и сосновые иглы вонзаются ему в уши, в кисти. Батюшка Михаил, с опаской прислушиваясь к рыку мотора, нашёптывал: «…Ты бо рекл еси пречистыми усты Твоими, яко без Мене не можете творити ничесоже…»
Таёжная дорожка, раскуроченная грузовиками, качала машину как люльку с младенцем. Деревья, пьяно шатаясь, наплывали на батюшку сквозь лобовое стекло. Чёртик… то есть, пардон… робот. Да, робот Вертер (это ж надо такое придумать!). Ну, так вот, этот самый бесхвостый Вертер, подвешенный к козырьку на нитке, бился, словно в истерике, когда автомобильчик подпрыгивал на ухабах. Зажатая меж вековых стволов грунтовка становилась всё уже, уже. В шёпоте священника теперь слышались пронзительные нотки, добавляющие убедительности молитве: «…благости Твоей припадаю: помози ми, грешному, сие дело…» И так далее в том же духе.
Пальцы батюшки впивались в матерчатую оплётку руля, по центру которого красовалась пластиковая аббревиатура «АЗЛК». Впивались крепко; они то наливались пунцом, то белели. Напряжение! Нервы! К счастью, опасения Михаила пока не оправдывались. Дождём даже не пахло. Автомобильчик, бодро и даже как-то весело тарахтя мотором, с делом своим справлялся. Священнику же, давящему на педаль газа, было, однако, не до веселья. Михаил всерьёз опасался в тайге заблудиться, застрять. Если «москвич» буксанёт – в одиночку (Вертер в этом деле явно не в счёт) машину не вытолкнуть – это факт. А чтобы трактор найти, надобно для начала ещё самому до людей каким-то макаром добраться.
Резво крутя баранку и поддавая газку, чтобы с ходу преодолеть очередной глинистый, булькающий жирной жижей участок, молодой священник сосредоточенно вспоминал виденную вчерашним вечером карту. В картах батюшка Михаил разбирался по-военному чётко. Три года службы в Демократической Республике Афганистан (с 1980-го по 1983-й) не прошли даром. Рота, в которой будущий клирик Кировской епархии служил прапорщиком, специализировалась на сопровождении автоколонн с армейскими грузами.
Верхом на броне исколесил Михаил весь Афган вдоль и поперёк; не раз попадал в передряги, два земляка погибли – отошли в мир иной буквально у него на руках. Да что об этом! Его и самого из армейки по ранению комиссовали. И вот он на новой «войне», пусть незримой; ведь «поле битвы» внутри, в душе; духовная брань – так зовётся в святоотеческих книгах эта война; враги в битве сей пострашнее душманов, а ставка в ней – выше некуда, на кону – вечность!
