Предисловие
Скорбь ‒ одна из самых ярких человеческих эмоций, расцветающая непредсказуемым образом подобно полевой траве на могиле усопшего. Тяжелый аккомпанемент. Скользящая по пятам, чернильно-черная тень. День и ночь, изменившие свой порядок и сакральный смысл. Чувство, почти незаметное, запрятанное настолько глубоко, что окружающие люди могут не догадаться, в какой шторм превращается душа скорбящего человека. Насколько сильно можно перестать ощущать реальность, отказываясь мириться с потерей? Где черта между приемлемым оплакиванием и поступками, граничащими с сумасшествием? Сколько времени нужно, чтобы отпустить умершего человека и смириться с его исчезновением из своей жизни? Что, если пустота, съедающая сердце, настолько всеобъемлюща, что ни один из общественно одобряемых вариантов прощания не сможет облегчить страдания? Что, если для того, чтобы получить шанс поговорить еще раз с близким человеком, нужно заплатить слишком дорогую цену? Разве это может остановить скорбящего? Когда отчаяние становится образом жизни и затмевает все остальные чувства, рушатся миры, границы и материи…
Эта история была настолько выстрадана и пережита, что заслуживает быть рассказанной, как ничто другое.
…Вокруг было темно настолько, что казалось, пространство могло поглотить все сущее, выпотрошить наизнанку и истереть материю в прах. По небу волнами низко неслись тяжелые тучи, в которых периодически грохотал гром. Блестели молнии, дотягивающиеся до земли и освещающие проселочную, размытую дорогу и раскачивающиеся из стороны в сторону от сильного ветра желтеющие деревья.
Воздух был свежим и чистым, но ощущение, что это всего лишь затишье перед бурей, становилось все сильнее. Словно вся природа чувствовала что-то зловещее и всеми силами стремилась воспротивиться происходящему и предотвратить это. Она изливала свой бунтарский нрав в каждой капле дождя и неистовствовала в каждом порыве холодного осеннего ветра, который быстро проносился над потемневшей землей, подхватывая желто-красные листья. Они легко подлетали в воздухе, описывая странные фигуры, сталкивались друг с другом и снова ненадолго опускались вниз. Многие из них бессильно падали на землю, некоторые ‒ продолжали свой бессмысленный путь в никуда, а некоторые, сделав несколько замысловатых пируэтов, пролетев еще немного из последних сил, врезались в обшарпанное каменное крыльцо с множеством мелких трещин, ведущее в огромный, мрачный, готический особняк высотой в четыре этажа.
Здание стояло чуть поодаль от дороги, но любой горожанин, въезжая в город, непременно проезжал мимо него. Его остроконечные башни и фасад со сложными узорами были хорошо известны в городе, но, к сожалению, не своей красотой, а тем, что десяток лет назад его владелец скончался, и с тех пор особняк постепенно разрушался и зарастал плющом. За темными, замутненными окнами, покрытыми пылью, которые освещали только редкие всполохи молний, с замысловатыми рамовыми переплетами, казалось, уже давно не было света. Массивная дубовая дверь здания была чуть приоткрыта, но завлекала случайных прохожих скрывающейся за ней темнотой и тишиной.
На расстоянии в несколько сот метров от особняка не было ни души, и лишь одинокая повозка возле дома с впряженной в нее вороной лошадью намекала на то, что где-то поблизости все же должны быть люди. Лошадь иногда нервно дергала головой и косилась на выделяющийся в наступающей темноте дом, словно ожидала, что от туда появится что-то невообразимое, но ничего не происходило, и она продолжала мокнуть под дождем, выдыхая пар из ноздрей. Она иногда рыла копытами землю и как будто бы пыталась отступить назад, но крепко держащая ее сбруя не позволяла ей этого сделать.
В какой-то момент снова блеснула молния, выхватив возле заднего колеса повозки, небрежно прислоненную деревянную доску, потемневшую от дождя, с крестом на одной из сторон…
И если заблудшему путнику все же не посчастливилось бы заглянуть за тяжелую дверь, то у него бы перехватило дыхание от душного, затхлого, пыльного воздуха. И всего несколько минут хватило бы, чтобы распознать еще один странный, но пока еще едва уловимый запах. Высоко под потолком заброшенного особняка мрачно высились люстры с огарками свечей, на полу в беспорядке лежала разбросанная поломанная, упутанная паутиной мебель, на практически черных стенах, цвет обоев которых уже был не различим, висели потемневшие портреты давно умерших людей.
Если бы случайный гость поднялся по деревянным, скрипучим лестницам с резными перилами, прошелся по длинным коридорам на верхние этажи, то он попал бы в еще более пыльные и темные комнаты с почерневшими от грязи диванами и постельным бельем, небрежно разброшенным на кроватях.
Казалось, ничто не нарушало гнетущую тишину покинутого всеми особняка. Однако стоило лишь немного напрячь слух, как становились различимы всхлипы, раздающиеся откуда-то из глубин первого этажа, в хаотичной обстановке которого было что-то странное и явно не принадлежащее этому дому. В углу комнаты, на огромном столе, помимо стоявшего на нем подсвечника, тремя свечами слабо освещавшего комнату, россыпью лежали склянки от лекарств: некоторые были пусты, в некоторых можно было разглядеть растворы различных оттенков. Рядом с ними кем-то были брошены скальпели, грязный от земли жгут и ворох кровавых бинтов. Возле стола на полу лежал моток длинных, спутанных тонких проводов.
