О значении Аристотелевской философии для современности
[Академическая инаугурационная речь, произнесенная 21 ноября 1871 года в Базеле]
Достопочтенные гости!
Отвечая на почетный призыв высокого начальства присоединиться к знаменитому научному сообществу, я, помимо благодарности за оказанное мне доверие, прежде всего чувствую, насколько мне необходима ваша благосклонность в моей работе; и я прошу об этой благосклонности прежде всего сегодня, когда осмеливаюсь просить вас о любезном участии в вопросе, касающемся аристотелевской философии. Разумеется, я не хочу переносить вас в далекие времена, но скорее прошу вас вместе со мной подумать о значении факта, который действительно является актуальным для философии, – факта возрождения аристотелевских исследований в наши дни. Ибо если в прошлом веке лишь отдельные труды великого философа претендовали на более широкое влияние,1 если даже такой человек, как Кант, не оставался свободным от непонимания важных пунктов его учения, то с первых десятилетий нашего века интерес ко всему его мировоззрению пробудился вновь, и с тех пор он постоянно возрастает настолько, что изучение Аристотеля выходит теперь на передний план философского движения. Далеко за пределами замкнутого круга отдельных школ многие выдающиеся люди совершенно различных направлений были одинаково привлечены и навсегда очарованы старым мыслителем; действительно, после того как независимая спекулятивная деятельность распалась на множество зачастую резко противоположных систем и различные цивилизованные народы становились все более и более разделенными, аристотелевская философия предложила поле, на котором исследователи всех направлений и всех национальностей могли объединиться в общей плодотворной деятельности. Возрождение и расцвет аристотелевских исследований – характерный признак современной философии, но ответ на вопрос, как его интерпретировать, вероятно, не так прост. На первый взгляд, кажется весьма примечательным, что в эпоху, которая во всем остальном принимает прогресс за свое знамя, философия обращает свой взор к прошлому, столь отдаленному в своих взглядах и начинаниях. Мы, конечно, не хотим встать на точку зрения средневековых схоластов, считавших, что полная научная истина уже найдена у Аристотеля, и не согласимся с появляющимся то тут, то там мнением, что философия отчаялась в успешном продолжении и окончательном решении своих задач и поэтому, отказавшись от своего будущего, ограничивается изучением своего прошлого. Должны быть и другие причины, заставляющие мыслителей современности возвращаться к Аристотелю; обсудить их и будет нашей задачей.
Прежде всего, это общее направление нашего века к научному исследованию прошлого, которое, получая распространение и в философии, прежде всего способствовало изучению нашего философа. Ибо, как только ставишь перед собой задачу выяснить ход развития нашей науки в контексте, везде приходится обращаться к Аристотелю, признать, что без глубокого проникновения в него невозможно ни полное понимание предшествующих ему мыслителей, ни последующих, что в истории философии в целом он занимает уникальное положение в своем роде. Так как принцип изучения предшественников заключается в том, что прежде чем приступить к собственному исследованию, его труды являются важным, можно сказать, самым важным – потому что самым чистым – источником знаний о досократовских философах, чьи работы дошли до нас. Он знакомит нас с ходом развития древнегреческой философии и показывает богатое содержание интеллектуальной жизни, которая в ней выражалась. Но он умеет использовать все, что он разворачивает перед нами, для своего мировоззрения; он не оставляет ни одного значительного результата своих предшественников неиспользованным для своих собственных исследований. И когда он хочет вобрать в себя все, что было достигнуто до него, он не ограничивает свой взгляд кругом философов, он направляет его дальше, на факты всего исторического опыта: Он внимательно наблюдает за многообразными законами и учреждениями государств и зорко следит за их историческим развитием, он обращает внимание на афоризмы поэтов и изречения знаменитых людей, он подслушивает народ в его повседневной жизни, в его обычаях и привычках, и все, что кажется ему сколько-нибудь ценным, можно сказать, содержание всей греческой жизни, он использует для создания большой картины мира, которую он нам набрасывает. Но то, что этот богатейший материал приобрел под его руками такое выдающееся значение для истории науки, объясняется прежде всего формой, в которой он его излагает: он впервые рассматривает философию и связанные с ней дисциплины в строго научной и методической манере. В результате даже то, что он заимствует у других, приобретает иную форму и универсальное значение. Этот научный и точный характер исследования проявляется во всей своей специфике, когда мы сравниваем Аристотеля с его великим учителем Платоном. Платон с самобытным гением установил основные черты мировоззрения, которое есть и у Аристотеля, и в этом отношении он остается абсолютным учителем и хозяином; кроме того, он гораздо больше возвышает нас магией своего изложения и идеальной силой своего ума, силой личности, светящейся чистой любовью ко всему высокому и прекрасному, сметающей даже нежелающих и укрепляющей силу нравственных намерений и побуждений. Если, охваченные подобными впечатлениями, мы обратимся теперь непосредственно к Аристотелю, то первое чувство, которое мы испытаем, неизменно окажется разочарованием, и это, конечно, одна из причин, почему к нему не всегда относились с полной справедливостью: к нему применяли стандарт, заимствованный у Платона, вместо того чтобы измерять великого человека самим собой, как это следовало бы делать.
