– Что значит «сама не забеременею»? Что значит «последний шанс»? Мне всего 28 лет! Никаких хронических заболеваний, ни разу не лежала в стационаре. У меня группа здоровья «А». Я каждый год прохожу обследование и всё всегда было нормально! Даже на консультацию ни разу не отправили. – От возмущения у меня даже дыхание перехватило.
Гинеколог не торопилась продолжать диалог. Но по тому, как уверенно она разложила по стопкам анализы, как распечатала мои УЗИ за 2 года, я всё поняла. Она была полностью уверена в диагнозе. Это не врачебная ошибка, а внезапный безжалостный приговор.
– Я понимаю вашу растерянность, Анна Александровна. Мне это вполне знакомо. В том, что вы говорите, нет никакого противоречия. Вы и теперь здоровы. У вас нет болей или физических увечий. Работать вы можете в любом подразделении. Я дам положительное заключение на вашем обходном листе. Новый диагноз не касается работы, только возможности деторождения. А тут у вас совсем другие перспективы. И вам, вероятно, понадобится время, чтобы это осознать.
В голове звенело и ухало. Мне казалось, что в кабинете играет громкая музыка. Но это было не так. Я прекрасно слышала слова доктора. Только верить им отказывалась совершенно.
– Не могли бы вы ещё раз объяснить, что случилось с моими яйцеклетками, Эльвира Андреевна? Где я их так внезапно растеряла?
Доктор печально улыбнулась. Развернула ко мне и выложила последовательно снимки моих УЗИ. Поменяла местами. Начала говорить очень медленно, давая мне услышать каждое слово.
– Дело в том, что у мужчин и женщин разное время закладки половых клеток. У мужчин они вырабатываются весь период половозрелости. Чем больше половых актов, тем больше организм изготовит сперматозоидов. Их может быть почти неограниченное количество. У женщин всё не так.
– Это я знаю. У меня высшее медицинское образование. Все яйцеклетки уже находятся в яичниках до рождения. Постепенно они тратятся. Но их же тысячи! На всю жизнь хватит.
– Сотни тысяч, Анна Александровна. Точнее до 400-500 тысяч к пубертату. Постепенно они созревают и расходуются. При встрече со сперматозоидом – на беременность. Если оплодотворение не произошло, вхолостую.
– Эльвира Андреевна, но ведь их хватает до самого климакса. Мамина сестра родила в 47 лет случайно забеременев. Значит их до самого климакса очень много.
– Вы и правы, и не правы, одновременно. Обычно количество яйцеклеток снижается постепенно, почти незаметно. И даже к менопаузе их может быть достаточное количество. Но у вас другой случай. Посмотрите на снимки УЗИ. Видите?
На мутных распечатках были зернистые изображения овальных образований с точечками и кляксами разных размеров и форм. Я их прекрасно видела и ничего не понимала. Доктор заметила моё замешательство.
– Это снимки УЗИ яичников. Вот эти пятнышки – фолликулы, разного размера. Один из них во время овуляции становится доминантным поставщиком зрелой яйцеклетки.
– Поняла. Но они есть на всех снимках. Значит всё нормально?
– Нет. – Доктор устало вздохнула. Сняла, а потом снова надела на нос тонкую золотистую оправу очков с массивными линзами. – Дело не в их наличии, а в количестве. Посчитайте сколько антральных фолликулов на снимке двухлетней давности, и сколько на УЗИ, сделанном позавчера. Выбирайте вот такие пятнышки.
Она пододвинула ко мне снимки вместе с карандашом. На расплывчатых пёстрых изображениях яичников чернели овалы, похожие на дырки в сыре. На первом снимке оба яичника были буквально испещрены тёмными провалами. Их я насчитала 24 штуки.
На втором снимке их было меньше. Гораздо меньше. Я вглядывалась в мутное изображения. Но сколько не старалась, больше 8 штук не смогла найти. В три раза меньше.
Я раз за разом пересчитывала фолликулы на последнем снимке. Тыкала обратной стороной карандаша снова и снова. Картинка оставалась прежней. Пока на неё не начали падать капли.
Находясь в каком-то оцепенении, я не сразу поняла, что это были мои слёзы. Врач сориентировалась быстрее.
– Ира, дай салфетки. Неси быстрее воду из кулера.
Медсестра выскочила в коридор, а мне к руки легла салфетка. Потом ещё одна и ещё. Реветь я не переставала. Всхлипывала, размазывая слёзы вместе с тушью. А когда медсестра сунула мне одноразовый стаканчик, сжала его со всей силы и облилась водой. Теперь ревела ещё и от этого.
– Ну, тише, тише. – Эльвира Андреевна гладила меня по руке и старалась успокоить. – Надо успокоиться и решить, что делать дальше.
– А что я могу делать? Это как-то лечится?
– Сниженный овариальный резерв? Никак. Нет методов его повысить. Тем более, мы так и не узнали о причинах болезни. Нет поликистоза, эндометриоза, воспалений и аутоиммунных заболеваний. Но и фолликулов нет. Я не могу вам рекомендовать бросить курить и пить, потому что у вас нет вредных привычек! – Врач досадливо поморщилась. Казалось, что теперь она даже злится на меня за своё бессилие. Судя по выражению лица, она была бы рада, если бы у меня было бы что-то из вышеперечисленного. Можно было бы сказать, что я сама виновата. Довела себя до полного истребления фолликулов.
Но я не была виновата ни в чём! Не пила, не курила. Зимой ходила в тёплой одежде, коротких юбок не носила. Беспорядочных половых связей не вела, на урановых рудниках не работала. И всё равно, у меня почти не осталось шанса родить ребёнка. Но почему?
