Посвящается А.З.
– Ничего страшного. Он заходит в подъезд, мы тихонько следом. Потом ждём, он выходит, я ему ствол в рожу, мол, стоять, сволочь. Он садится на задницу, и мы на его плечах врываемся в квартиру.
– Да мне-то по барабану, можешь поверить. А если там шум поднимется?
– Какой шум? Откуда? Пусть только муркнет кто-нибудь. С ноги по яйцам, стволом в башню, и сразу наступит тишина, как в склепе. Вот увидишь.
– Плоховато я тебя что-то со стволом представляю, Жень. Ну, да ладно. Где наша не пропадала.
Со мной вдруг неожиданно изъявил желание встретиться мой старый знакомый – Евгений Алиев. Я не отказался – свободного времени предостаточно.
Мы у метро пьем пиво прямо из бутылок. Друзьями в полном смысле слова нас не назовёшь: лишь изредка перекидывались парой слов в общих компаниях, да пересекались на базах и складах бывшей гостиницы «Севастополь», где скупали мелким оптом для последующей реализации всякую херню. Стоит ранняя весна девяносто девятого года, и мы едва сводим концы с концами в угрюмой и подавленной послекризисной столице. Источников дохода практически нет, а есть хочется каждый день. Нормально заработать в нашем полулегальном положении реально не представляется, а для воровства мы теперь уже слишком взрослые. Да и для нищенства… Поэтому не гнушаемся любыми заработками, лишь бы честными. Хотя бы относительно.
– Образцов, ты чем сейчас занимаешься?
– Да ничем, – ответил я. – Шатаюсь по электричкам, и впариваю народу пояса для похудения. Резиновые такие, может видал в «Севастополе»?
– Круто, – заржал Алиев. – А как ты попал на электрички-то? Там же мафия. С год назад одного моего приятеля где-то у Немчиновки прямо на ходу из вагона выкинули, вместе с товаром. Чудом под встречную не попал.
– Меня тоже пытались выкинуть. Только не вышло ни хера. Я, как увидел в тамбуре их бычьи рожи, сразу всё понял. Без разговоров схватил бригадира ихнего за голову, и долбанул о тамбурную створу. Он до самой Москвы так и не очухался.
А оставшаяся шелупонь вкурила, что с ними я и тем более базарить не намерен, и отлипла. В Москве вышел, узнал у них, как найти старшего, и сам решил с ним все вопросы.
– Заносишь кому-то, что ли?
– Да заношу… Только немного. А точнее, сколько сам посчитаю нужным. Там ведь тоже все люди разные. Шелупонь всякая отстегивает какие-то конкретные проценты, за ними там следят крепко. А я не шелупонь, со мной связываться – себе дороже. Поэтому мои пожертвования – это скорее жест доброй воли, хе-хе.
– Интересно ты живёшь, Рома, – улыбнулся Алиев. – Никогда не мог понять людей, работающих в электричках. С моей точки зрения они всегда были тупыми барыгами самого низкопробного пошиба.
– И ты абсолютно прав. Торгаши поганые. Ходят по вагонам, и бубнят в пустоту. Ты думаешь, мне это нравится, ходить и бубнить? Ты же про товар рассказываешь, а вагон занимается своими делам, и в хер не дует. Кто жрёт, кто спит, кто газету читает. А я – артист, мне внимание аудитории важно. Сам знаешь, краеугольный камень успеха в нашем деле, нерушимый постулат – «глаза в глаза» с клиентом. А в вагоне с кем мне глаза в глаза? Кому мне там улыбаться?
– Ну и чего тогда занимаешься херней? Сам ведь знаешь – выйди на любой станции, просто обойди всю округу, и распихаешь по конторам всё, что угодно. Ты ж ещё с «канадских» офисов начинал, у тебя такой опыт колоссальный, а ты по электричкам распыляешься.
– Да знаю я, старик… Апатия у меня какаято, понимаешь? Живу, как растение, без мыслей и желаний. День прошёл, и то хорошо. Вот ты говоришь – опыт. Ну, опыт! А куда его применить-то? У людей тупо нет денег. До кризиса, сам знаешь, можно было пару сотен баксов в день поднимать. Это если не напрягаться. А если напрячься, то и пятьсот не предел. А сейчас что? Безнадега какаято, страна в жопе, и мы вместе с ней…
– Ладно, – вдруг прервал меня Алиев. – Мы не для того встретились, чтоб на жизнь друг другу жаловаться. Есть маза срубить по-быстрому нормальное бабло. Дело непыльное, степень риска невысокая.
