Май, 1982 год
Я прислонил велосипед к фонарю и подошёл к киоску.
– Чулки, пожалуйста, – хрипло сказал я, протягивая деньги. – Вот эти.
– Для мамы? – добродушно осведомилась киоскёрша. Я кивнул и стал откашливаться.
– Здесь ровно?
Она протянула мне картонную коробку. Я ещё раз кивнул и сунул добычу в карман.
Оттолкнулся от бордюра и покатил вниз по улице.
Повернул к дому. Остановился у мусорной урны, вытащил нейлоновый комочек и спрятал его в кармане, а коробку выбросил.
Подъехал к дому. Открыл дверь подъезда, другой рукой удерживая велосипед. Затащил его на второй этаж, открыл ключом дверь и убедился, что дома никого нет. Велосипед оставил в прихожей. Подошёл к шифоньеру. Я знал, где они лежат. Я достал их, а новые сложил так же и положил на их место. Задвинул полку и затворил скрипучую дверцу. В комнатах везде было солнце.
"Теперь всё", – прошептал я.
Перед тем как заснуть, я прятал его под подушку, сжимал в пальцах, мял комочек тёплый, упругий. И засыпал.
Обычно я сворачивал на перекрёстке, там всегда было тихо. Можно было свернуть во двор и в другом месте – там, где была моя музыкальная школа, – или чуть дальше – там, где поликлиника, – но всё равно пришлось бы выезжать на бульвар, вдоль ограды школьного сада. Напрямую проехать было нельзя. Дальше по бульвару, мимо школы, въехать под арку, налево, обогнуть палисадник и прямо к подъезду. И может случиться так, что на скамейке под акацией будет сидеть женщина и читать книжку, одной рукой качая коляску.
Когда я пришёл из школы, Мария сидела и разглядывала мои фотографии. Она захлопнула альбом, но тут же рассмеялась и снова открыла.
– На тебя любуюсь.
Я-то мог бы на неё любоваться хоть круглые сутки. И почему ты должна уходить на свою дурацкую работу! Зачем же я, по-твоему, институт заканчивала?
– Не знаю, – признался я.
А я пришёл пораньше.
– Чудесно. Вместе пообедаем.
Когда у тебя кончаются занятия?
– Сегодня последний день.
И всё? Больше не будет? Каникулы. Как яблони цветут, одуреть можно от запаха. Лето.
Душистая прохлада сквозняка. Солнечные пятна на столе, на полу, на стенах.
– Это тебе. У нас в буфете купил. Миндаль в шоколаде.
Ты ведь любишь?
– Ой, спасибо.
Я знаю, она его ужасно любит. Она подозрительно посмотрела на меня.
– Опять экономил на завтраках?
– Я по утрам есть не хочу.
– Ладно, поделим пополам.
– Возьми с собой на работу. Я им объелся уже.
Так я тебе и поверила. Она высыпала пакетик в конфетницу. Мне нравится,
как она вскрывает пакеты – надкусывая их зубами.
– Ну давай в темпе. А то мне уходить скоро.
С завтрашнего дня я в отпуске.
Вот это я понимаю! Целыми днями будем вместе. Ну просто праздник. Надо отметить как-нибудь.
– Непременно.
– Давай сходим сегодня в кино?
В кино? А что у нас идёт?
– Со вчерашнего дня "АББА".
– Сходим. Возьмём с собой Лиду?
– Обойдёмся вдвоём.
– А ты не стесняешься с мамой идти?
Ну вот ещё придумаешь. Это с такой-то женщиной!
Она смеётся. Мне нравится, как она смеётся, хочется смеяться вместе с ней.
– И почему ты у меня не такой как все?
Но ведь и ты не такая как все.
– Разве это плохо?
– Это замечательно, – шепчет она, целуя меня. – Ну всё. Пока.
Вот её шаги вниз по лестнице, дальше. Я выхожу на балкон и смотрю, как она идёт через двор. У неё шикарная походка.
Я возвращаюсь в комнату. Завожу "Лед Зеппелин" – не могу без музыки. Потом сбрасываю брюки, достаю из ящика стола чулки и надеваю их. Разглядываю свои ноги в зеркале. Ладно, увлекаться тоже не стоит. Я снимаю их и укладываю обратно, предварительно десяток раз поцеловав. Уроки больше не учить, о сладкое слово Свобода! А физичка так-таки и вывела мне за год четвёрку. Это она мне всё не может простить, что я написал в тетрадке по физике стихи, как она выразилась, эротического содержания. Марию эта история жутко развеселила.
Я врубаю музыку на полную катушку и иду мыть посуду.
Марию вызывали к директору. Её вообще чуть что в школу вызывают. А для неё это всё равно что цирк бесплатный, могли бы уже понять за шесть-то лет. Первый раз её вызвали сразу же после "первый раз в первый класс". У меня, видите ли, длинные волосы. А чего уж длинные? Мария их постоянно подравнивает. Не помню, чтобы она хоть раз отправила меня в парикмахерскую. Всегда только сама.
Мария с порога заявила: "Я не собираюсь уродовать своего ребёнка!"
Вот женщина! Они офонарели от такого и понесли какую-то фигню насчёт школьной формы. Лучше бы не заикались. Тут Мария взорвалась, конечно. По поводу школьной формы она, бывает, и без всякого повода проходится, а тут такой повод! Ну она на радостях и всыпала им чертей.
Мария стала легендарной личностью, а ко мне цепляться стали. Не знай я все учебники наизусть, выперли бы меня из школы, точно. Один раз меня проверяли даже – поставили спиной к классу отвечать. Я им выложил три параграфа слово в слово. Тогда только отстали.
Школа у нас какая-то ненормальная, – "с перманентным отсевом", как выразилась наша англичанка. Откровенная женщина. Но класс у нас теперь раза в полтора меньше, чем был, что правда, то правда. А что после восьмого будет? Обычно от четырёх классов остаётся два. И с нами то же самое сделают, всё к этому идёт.
