Всё забыть и прошлое станет расплывчатым словно чернила на листке бумаги, на которые попала вода или слёзы. Но память тлела угольками из костра и постоянно вспыхивала яркими искрами как от порывов ветра. Не потушишь и слезами не зальёшь.
Забравшись с ногами на диван, она сидела в сумраке надвигающегося вечера и прислушивалась к завыванию вьюги за окном. Так плохо ещё никогда не было. Никто раньше так открыто и цинично её не предавал. Любимый мужчина и лучшая подруга. Как они могли? За её спиной? Сначала прятались, а потом забыли всякую осторожность и предательство выплыло наружу. Он, как обычно делают все мужчины, вначале отрицал свою вину, говорил, она сама всё придумала, накрутила себя и даже пойманный в постели, в их постели, и то вертелся всё отрицая, а подружка, стерва, гордо вскинув голову ушла ни сказав ни слова. Она жалела только об одном, зачем кричала, плакала и швыряла в него вещи. Надо было спокойно сказать, чтоб выметался из её квартиры. Выйти и подождать, пока он сам уйдёт. Но что сделано, то сделано. Она помнит, как он собирал свои вещи, выброшенные на площадку, пытался оправдаться, сваливая вину на её подругу. Мужик! Мужик не умеющий отвечать за свои поступки. Всегда у таких женщины виноваты. Он так и сказал, точнее крикнул в закрытую дверь. Ты сама виновата! А она то хотела выйти за него замуж. Детей хотела. Хорошо, что это случилось до свадьбы, а не после.
В этот же день сменила замки. Вычистила, вымыла всю квартиру. Открыла окна. Морозный воздух ворвался и растворил в свежести надвигающего вечера запах разгорячённых тел, запах страсти. Выбросила постельное бельё и вызвала грузчиков. Те вынесли кровать на помойку. Заказала новую кровать и пока её не привезли, она ютиться в уголке дивана в гостиной.
Вьюга метёт, закидывает стёкла хлопьями снега. Фонари зажглись и их слабый свет, прячась за летевшими снежинками, осветил улицу. Поднялась и держась за стену доковыляла на негнущихся ногах до окна. Прижалась горячим лбом к стеклу и так замерла. Люди спешили домой. Подъезжали машины к дому. Одна показалась знакомой. Сердце сжалось. Он. Зачем? Подошёл к двери подъезда, нажал на домофон. В тишине квартиры раздался негромкий звонок. Она не сдвинулась с места. Только плотнее прижалась к холодному окну. Кто-то, распахнув дверь вышел, и он юркнул в теплоту подъезда. Лифт скрежетал, поднимаясь всё выше. Остановился на её этаже. Звонок задребезжал в прихожей. Сначала робко. Потом настойчивее. Стук в дверь. Она остолбенела. Тело сковало обидой и злостью. Зачем приехал? Узнать жива ли, а то вдруг наложила на себя руки? Не дождёшься. Я живая назло тебе. Горячие мысли не охлаждало стекло. Он вышел на улицу. Вскинул голову высматривая её окна. Порыв ветра швырнул в него снегом, и он, прикрывая рукой лицо, рванул к машине. Фары лучами разрезали вьюгу и исчезли за поворотом.
Утром следующего дня, еле собрав себя, пришла на работу. Включила компьютер и неподвижным, невидящим взглядом уставилась на экран. Как хорошо, что доделала все проекты, иначе получила бы вместо премии хороший нагоняй и выговор. В офис влетела Катюшка, молодая, весёлая, беззаботная. Внесла на своей шубке запах снега и мороза, а на раскрасневшемся милом лице улыбку. Защебетала как обычно здороваясь со всеми и усевшись в кресло достала из сумочки зеркальце. Поправила макияж, причёску. Включила компьютер. Пальцы быстро застучали по клавиатуре. Вдруг она повернулась:
– Юль, у тебя что-то случилось? – спросила шёпотом, чтоб другие не услышали. – Ты сама не своя.
В ответ Юля нервно дёрнула уголком рта. Катя ещё немного поработала, потом встала:
– Пошли кофе попьём, – и буквально силой подняла за руку Юлю.
Они не были подругами. Никогда откровенно не разговаривали по душам, но сегодня, когда Катя вновь задала вопрос, в Юле что-то внутри сломалось, надломилось до хруста и она, сжимая горячий стаканчик с кофе всё выложила. Говорила быстро, запинаясь. Смотрела сухими горящими глазами в угол и говорила, говорила. Катя не перебивала, внимательно слушала, даже кофе не пила, а также держала его обеими руками.
– Что ты теперь делать будешь? – дослушав до конца спросила Катя.
Юля пожала плечами и сделала большой глоток уже остывшего кофе:
– Не знаю. Мы на Бали с ним собирались, – она сделала ещё глоток, смочила пересохшее горло. Слёзы блеснула в глазах, и она, сдерживая их судорожно вздохнула.
– Ну это не дело, нашла из-за чего реветь. Бали, Бали. Пусть сам туда катит с этой шлюхой, – негодующе воскликнула Катя. – Но тебе нельзя одной все праздники дома сидеть. Может к родным поедешь? К маме?
– Мне не к кому ехать. Мама умерла три года назад.
– Ой, извини, не знала, а брат?
– Он на вахте, а его жена с детьми к своей маме уехала.
– Ясно. Надо что-то придумать, – она допила кофе, смяла стаканчик и бросила в урну. – Пойдём, я там немного не доделала, а то счас шеф прибежит, опять на меня ворчать будет.
В обеденный перерыв Катя, не желая оставлять её ни на минуту, подхватила под локоть.
– Я кое-что придумала, – таинственно шепнула на ухо. – Но сначала поедим, я голодная, ужас просто.
