1. Глава 1
Торопливо отмеряя шаги, граф Рауль де Вержи шёл по узким переулкам, примыкавшим к набережной Сены. Здесь, в Иль-де-ля Ситэ, подряд стояли дома столичной знати, которые было принято называть отелями: частные резиденции с примыкавшими к ним садами, с подъездными дворами, отделёнными от улицы. Фасады таких особняков, обращённые ко двору, были щедро украшены статуями, воздушными галереями и башнями с винтовыми лестницами. К главному порталу всегда вела изящно изогнутая парадная лестница. По вечерам улицы Парижа больше не утопали в темноте, наполненной подозрительными тенями, каждая вторая из которых могла принадлежать какому-нибудь лиходею. С тех пор, как в город, сделав его столицей Франции, переехал со своим двором король Франсуа, был издан указ о том, что владельцы домов обязаны ночью ставить на окна свечи. Горожане также могли не опасаться испачкать обувь в грязной луже или нечистотах, которые в прежние времена выливались на головы прохожих прямо из окон. По королевскому велению, набережные и улицы начали выравнивать и мостить камнем, а для поддержания на них чистоты был установлен так называемый «налог на грязь»: собранные деньги шли на уборку улиц и вывоз мусора.
Рауль де Вержи шёл по улице, застроенной отелями, среди которых особым великолепием выделялся дом герцога Генриха д’Амбуаз. Его светлость был также владельцем соседнего особняка, в прошлом принадлежавшего Камилю Луазо: тот отдал его за долги своему кредитору, коим и являлся герцог д’Амбуаз.
Печальная участь Луазо ожидала и молодого графа де Вержи, также погрязшего в долгах и с бездумной лёгкостью растратившего отцовское наследство. Срок уплаты долга истёк, и герцог д’Амбуаз столь настойчиво требовал его погашения, что незадачливый должник проклинал его услужливость больше, чем проценты. В окружении Рауля не осталось ни одного человека, который бы верил, что он сумеет вернуть утраченное состояние. Но даже несмотря на такое пугающее, грозящее нищетой будущее, молодой граф, который привык жить роскошно и праздно, был не в силах отказаться от своих прихотей. А главной и самой пагубной из его прихотей были азартные игры: в карты и кости.
Переступив порог своего дома, Рауль брезгливо поморщился. Здесь, в стенах, где он родился и вырос, былая роскошь постепенно уступала место запустению. Несметные богатства, накопленные несколькими поколениями графов де Вержи: мебель, ковры, гобелены, картины и изделия искусных ювелиров, давно были заложены их незадачливым потомком.
Войдя в гостиную, стены которой были покрыты зелёными с золотым тиснением обоями, ныне заметно поблекшими, Рауль замер, поражённый увиденным. Какой-то мужчина прижимал к себе его Жозиан и что-то жарко нашептывал ей на ухо. К чести дамы надо сказать, она пыталась вырваться из его объятий, но, на взгляд ревнивого Рауля, делала это вяло, как будто нехотя.
- Вот и наш друг мессир Рауль! – Заметив хозяина дома, наглец отпустил женщину и, лукаво подмигнув ему, прибавил: – Признаться, мы с мадемуазель Дюнуа уж заждались вас!
Человек, который смотрел сейчас на Рауля в упор, был, невзирая на свою привлекательную внешность и приятельский тон, несимпатичен ему. И он был тем человеком, которого граф де Вержи хотел бы видеть как можно дальше от своего дома.
Граф Габриэль де Бриссак, родственник герцога д’Амбуаз, был плут, каких поискать. Лицемерный, знающий силу своего обаяния, он легко входил в доверие и так же легко обманывал тех, кто верил ему; тщеславный и своевольный, он не считался с интересами других, из всего извлекая собственную выгоду: за внешними признаками простодушия, весёлого и лёгкого нрава скрывались расчётливость и коварство. Даже суровое отцовское воспитание не возымело успеха — более того: достигнув совершеннолетия, Габриэль со скандалом ушёл из родительского дома. За свои «подвиги» на поприще телесных развлечений Габриэль де Бриссак стал любимчиком женщин, которые млели от одного его прикосновения.
Для графа де Вержи появление Габриэля в его доме предвещало несчастье. Герцогу д'Амбуаз, привыкшему во всём действовать с осторожностью, приходилось привлекать к своим ростовщическим делам третьих лиц. Таким «третьим лицом», доверенным человеком герцога, стал (небескорыстно, разумеется) Габриэль де Бриссак.
- Мессир, да вы, я вижу, не рады гостям! – С язвительной насмешкой упрекнул де Бриссак Рауля, не сводя с его лица пристального взора красивых, чуть прищуренных глаз.
- Для чего вы здесь? – наконец выдавил из себя Рауль.
- Как это: для чего?! – воскликнул Габриэль; в его дерзких синих глазах под дугами чёрных бровей появился азартный блеск, на лице — издевательская ухмылка. – Вам напомнить, что, беря деньги в долг, вы взамен давали обязательство вернуть их с процентами?
Недоброе предчувствие, вкравшееся в душу Рауля с того момента, как он увидел в гостиной своего дома де Бриссака, не обмануло его.
- Проклятие! Мне кажется, что я останусь должником мессира д’Амбуза до самой смерти, – в отчаянии, со слезами в голосе произнёс он. И, горестно вздохнув, трагическим шёпотом прибавил: – Может быть, мне следовало бы самому свести счёты с жизнью, чтобы избавиться от унижения?
