«Я как одинокая птица без гнезда…»
Великий русский писатель Иван Сергеевич Тургенев родился в Орле, раннее детство провёл в родовом имении Спасское-Лутовиново. Нравы в дворянской семье были жестокими. «Драли меня за всякие пустяки чуть не каждый день…» – вспоминал Тургенев. Мать была сурова к нему настолько, что он хотел убежать из дому. В жестокосердной барыне из повести «Муму» легко найти черты его матери. В основе повести – реальный случай из жизни немого крепостного Андрея. Только прототип Герасима продолжал покорно служить барыне, а тургеневский герой, по-своему протестуя, ушёл жить в деревню. Трагическая история о человеке и собаке произвела на читающую Россию сильнейшее впечатление. Многие, так же как английский писатель Томас Карлейль, считали «Муму» «самой трогательной повестью на свете».
На просьбы «рассказать биографию» Тургенев отвечал: «Вся моя биография – в моих сочинениях» – и сообщал лишь основные факты. Ему было 9 лет, когда Тургеневы переехали в Москву. Он посещал хорошие частные пансионы, с 15 лет учился в Московском университете, затем в Петербургском. Изучал словесность и философию, увлечённо писал стихи, которые потом вспоминал с ненавистью. Продолжил образование Тургенев в Берлине – центре европейской философской мысли. Затем недолго служил в Министерстве внутренних дел. Поняв, что никакие перемены в рабском положении крестьян не предвидятся, Тургенев уехал из России, объясняя это так: «…я не мог дышать одним воздухом, оставаться с тем, что я возненавидел; мне необходимо нужно было удалиться от моего врага затем, чтобы из самой моей дали сильнее напасть на него. В моих глазах враг этот имел определённый образ, носил известное имя: враг этот был крепостное право. Под этим именем я собрал и сосредоточил всё, против чего я решил бороться до конца – с чем я поклялся никогда не примиряться…»
Перед отъездом он опубликовал в журнале «Современник» «пустячок» – очерк «Хорь и Калиныч», к которому редактор для привлечения публики «приделал» заглавие – «Из записок охотника». Публика сразу поняла, что это далеко не «пустячок». В 1852 году в России были изданы написанные за границей «Записки охотника». С этой небольшой книжки начался путь Тургенева к мировой славе. Книга покорила всех, в том числе и наследника престола Александра, будущего освободителя крестьян. Тогда считали, что очерки Тургенева так же сильно повлияли на отмену крепостного права в России, как повесть Г. Бичер-Стоу «Хижина дяди Тома» – на отношение к рабству в США.
Тургенев первым увидел в крестьянах разнообразные человеческие характеры, показал их яркими личностями. Мальчишки из рассказа «Бежин луг» ночью у костра разговаривают о леших, домовых, русалках, водяных и прочих обитателях сказочного мира. В каждом из этих необыкновенных мальчишек живёт поэзия, горит искра фантазии – часть загадочной русской души.
Долгие годы Тургенев зимой жил в Европе, в семье любимой женщины, певицы Полины Виардо, а летом – в России. В душе он никогда не разлучался с родиной, постоянно думал о её судьбе. Рассказы, повести, романы, пьесы Тургенева касались острейших вопросов российской действительности. Его книги заставляли читателей восхищаться, негодовать, спорить. Но никто никогда не был к ним равнодушным.
![]()
В одной из отдалённых улиц Москвы в сером доме с белыми колоннами, антресолью и покривившимся балконом жила некогда барыня, вдова, окружённая многочисленной дворней. Сыновья её служили в Петербурге, дочери вышли замуж; она выезжала редко и уединённо доживала последние годы своей скупой и скучающей старости. День её, нерадостный и ненастный, давно прошёл; но и вечер её был чернее ночи.
Из числа всей её челяди самым замечательным лицом был дворник Герасим, мужчина двенадцати вершков роста, сложенный богатырём и глухонемой от рождения. Барыня взяла его из деревни, где он жил один, в небольшой избушке, отдельно от братьев, и считался едва ли не самым исправным тягловым мужиком. Одарённый необычайной силой, он работал за четверых – дело спорилось в его руках, и весело было смотреть на него, когда он либо пахал и, налегая огромными ладонями на соху, казалось, один, без помощи лошадёнки, взрезывал упругую грудь земли, либо о Петров день так сокрушительно действовал косой, что хоть бы молодой берёзовый лесок смахивать с корней долой, либо проворно и безостановочно молотил трёхаршинным цепом, и, как рычаг, опускались и поднимались продолговатые и твёрдые мышцы его плечей. Постоянное безмолвие придавало торжественную важность его неистомной работе. Славный он был мужик, и, не будь его несчастье, всякая девка охотно пошла бы за него замуж… Но вот Герасима привезли в Москву, купили ему сапоги, сшили кафтан на лето, на зиму тулуп, дали ему в руки метлу и лопату и определили его дворником.
Крепко не полюбилось ему сначала его новое житьё. С детства привык он к полевым работам, к деревенскому быту. Отчуждённый несчастьем своим от сообщества людей, он вырос немой и могучий, как дерево растёт на плодородной земле… Переселённый в город, он не понимал, что́ с ним такое деется, – скучал и недоумевал, как недоумевает молодой здоровый бык, которого только что взяли с нивы, где сочная трава росла ему по брюхо, взяли, поставили на вагон железной дороги, – и вот, обдавая его тучное тело то дымом с искрами, то волнистым паром, мчат его теперь, мчат со стуком и визгом, а куда мчат – Бог весть! Занятия Герасима по новой его должности казались ему шуткой после тяжких крестьянских работ; в полчаса всё у него было готово, и он опять то останавливался посреди двора и глядел, разинув рот, на всех проходящих, как бы желая добиться от них разрешения загадочного своего положения, то вдруг уходил куда-нибудь в уголок и, далеко швырнув метлу и лопату, бросался на землю лицом и целые часы лежал на груди неподвижно, как пойманный зверь. Но ко всему привыкает человек, и Герасим привык наконец к городскому житью. Дела у него было немного: вся обязанность его состояла в том, чтобы двор содержать в чистоте, два раза в день привезти бочку с водой, натаскать и наколоть дров для кухни и дома да чужих не пускать и по ночам караулить. И надо сказать, усердно исполнял он свою обязанность: на дворе у него никогда ни щепок не валялось, ни сору; застрянет ли в грязную пору где-нибудь с бочкой отданная под его начальство разбитая кляча-водовозка, он только двинет плечом – и не только телегу, самоё лошадь спихнёт с места; дрова ли примется он колоть, топор так и звенит у него, как стекло, и летят во все стороны осколки и поленья; а что насчёт чужих, так после того, как он однажды ночью, поймав двух воров, стукнул их друг о дружку лбами, да так стукнул, что хоть в полицию их потом не веди, все в околотке очень стали уважать его; даже днём проходившие, вовсе уже не мошенники, а просто незнакомые люди, при виде грозного дворника отмахивались и кричали на него, как будто он мог слышать их крики. Со всей остальной челядью Герасим находился в отношениях не то чтобы приятельских – они его побаивались, – а коротких; он считал их за своих. Они с ним объяснялись знаками, и он их понимал, в точности исполнял все приказания, но права свои тоже знал, и уже никто не смел садиться на его место в застолице. Вообще Герасим был нрава строгого и серьёзного, любил во всём порядок; даже петухи при нём не смели драться, а то беда – увидит, тотчас схватит за ноги, повертит раз десять на воздухе колесом и бросит врозь. На дворе у барыни водились тоже гуси; но гусь, известно, птица важная и рассудительная; Герасим чувствовал к ним уважение, ходил за ними и кормил их; он сам смахивал на степенного гусака. Ему отвели над кухней каморку; он устроил её себе сам, по своему вкусу, соорудил в ней кровать из дубовых досок на четырёх чурбанах – истинно богатырскую кровать: сто пудов можно было положить на неё – не погнулась бы; под кроватью находился дюжий сундук; в уголку стоял столик такого же крепкого свойства, а возле столика – стул на трёх ножках, да такой прочный и приземистый, что сам Герасим, бывало, поднимет его, уронит и ухмыльнётся. Каморка запиралась на замок, напоминавший своим видом калач, только чёрный; ключ от этого замка Герасим всегда носил с собой на пояске. Он не любил, чтобы к нему ходили.