Залы, залы и ещё больше залов.
Коридоры, коридоры и ещё больше коридоров.
Окна, выходящие в сады, на фонтаны, на реку и луга, и новые окна, открывающиеся в новые сады, новые фонтаны, ту же самую реку и новые луга.
Ценные картины, греческие статуи и мебель строгой элегантности.
Персидские ковры, испанские гобелены, турецкие ковры и итальянские гобелены.
Гигантские и сверкающие хрустальные люстры, которые, вероятно, ежедневно натирал до блеска целый отряд слуг.
Суровый дворецкий в безупречной форме шагал бодрым шагом, ведя сквозь запутанный лабиринт величественного дворца с такой же эффективностью, с какой африканский следопыт идёт по следам слона в самой глуши джунглей.
Человек, пытавшийся угнаться за ним, но часто отстававший, замирая в восхищении перед красотой картины или статуи, был вынужден время от времени прибавлять шаг, если не хотел остаться один – и неизбежно потеряться – в сердце этого внушительного места, больше похожего на открытый для публики музей, чем на жилище простого смертного.
Вскоре, отчасти благодаря врождённому чувству ориентации, а отчасти заметив, что солнечный свет проникает через окна под самыми разными углами, гость пришёл к выводу, что его либо сделали жертвой, либо, в зависимости от точки зрения, счастливым участником заранее спланированной экскурсии, предназначенной не только для демонстрации бесчисленных произведений искусства, но прежде всего для того, чтобы ошеломить его неоспоримым проявлением богатства и могущества того, кто способен заключить подобные сокровища под одной крышей.
Он без труда пришёл к логичному заключению, что от главного входа к месту назначения наверняка существует гораздо более короткий путь, и потому, сам того не желая, начал составлять представление о нравах, личности и поведении владельца всех этих чудес.
Экскурсия завершилась, когда суровый дворецкий пригласил его сесть в широкое кресло из чёрной кожи в одном из углов кабинета размером с теннисный корт, обстановка которого соответствовала остальной части дома.
– Сеньор Лакруа примет вас через минуту, – был весь комментарий чопорного персонажа, прежде чем он исчез тем же путём, каким появился.
Оставшись снова в одиночестве – хотя, по правде говоря, даже пока он гнался за униформированным слугой по коридорам, чувствовал себя столь же одиноким – вновь прибывший принялся изучать глазами эту изумительную комнату и без труда определил, даже не подходя ближе, что Гойя, Пикассо и Сезанн на стенах – вовсе не дешёвые копии.
Он прикинул, что всемогущий Ромен Лакруа заставит его подождать от семи до десяти минут, поскольку опыт подсказывал: именно столько времени нужно мультимиллионеру высшего класса, чтобы продемонстрировать, как он занят, но при этом не показаться невежливым.
Ровно через восемь минут, почти с немецкой пунктуальностью, хозяин появился. Однако, вопреки всякой логике, был он не в строгом костюме и не в элегантном пиджаке из коричневого альпаки, а в простой спортивной одежде, слегка пропитанной потом, да ещё и в ужасных кроссовках ярко-зелёного цвета, совершенно не подходивших к остальному.
– Добрый день! – были его первые слова. – Простите за опоздание, но я был в спортзале и пах как обезьяна. Едва успел принять душ.
– Я с интересом любовался вашими картинами.
– Великолепны, не правда ли? Коньяк?
– С удовольствием!
Как по волшебству, книжный шкаф справа распахнулся, открывая ярко освещённый бар. Мужчина в спортивном костюме достал оттуда два бокала и широкую резную хрустальную бутылку, прошёл к соседнему дивану и с показной медлительностью налил ароматный ликёр, одновременно спрашивая:
– Значит, вы и есть тот самый знаменитый Гаэтано Дердерян?
– Лишь сотая часть той славы, что у вас.
– Не будем делать нелепых сравнений, – хозяин поднял бокал в безмолвном тосте. – Я всего лишь один из многих преуспевающих финансистов, а вот вы, как мне говорили, безусловно, лучший в своём деле.
– Если хотите, можем поменяться ролями, – серьёзно ответил гость. – Хотя, уверяю вас, моя квартира поместилась бы почти целиком в этом кабинете.
– Полагаю, вы преувеличиваете, но пусть будет так. Не возражаете, если я задам вам несколько личных вопросов?
– Это ваше право.
– Ваше имя всегда привлекало моё внимание: Гаэтано Дердерян Гимараэш. Откуда оно?
– Я родился в Пернамбуку, мой отец – армянин, мать – бразильянка. Думаю, вы знаете, что моя страна – это земля иммигрантов, и вновь прибывшие, особенно европейцы, сходят с ума по мулаткам.
Хозяин дома, похоже, удивился и стал пристальнее всматриваться в гостя:
– Ваша мать – мулатка?
Тот улыбнулся с удовольствием:
– В четвёртом поколении, но с кожей достаточно тёмного оттенка, чтобы свести с ума человека, который всю жизнь занимался шахматами и преподавал математику.
– Он вас научил играть?
Гость кивнул. Тогда хозяин добавил:
– Никогда не понимал, почему вы так рано ушли из профессионального шахматного круга. Говорили, что вы могли претендовать на титул чемпиона мира.
– Говорили неправильно. Я осознаю свои ограничения. Как я унаследовал от отца особый дар к математике, так и от матери – бурную фантазию. А фантазия – злейший враг профессионального шахматиста. В решающий момент возникает потребность сделать что-то совершенно неожиданное – и ты попадаешь в собственную ловушку. Я проиграл самые важные партии своей жизни самым глупым способом, какой только можно себе представить.
