САЛКА ЭМБАРЕК стала женщиной в ту ночь, когда на Багдад начали падать бомбы.
Это было не только психической реакцией на новую и совершенно аномальную ситуацию, которая завершила её беззаботное детство, но и внезапным и преждевременным наступлением её первой менструации. Именно поэтому на протяжении всей своей жизни она мысленно связывала кровь, исходящую из её тела, с кровью тысяч жертв жестокой резни.
Невыносимый грохот взрывов, отблески пожаров, вой сирен и раздирающие душу крики раненых и умирающих стали для неё точкой невозврата. Всего за несколько минут она из избалованной девочки, жившей в древнем и сказочном городе, славящемся легендами, дворцами, халифами и султанами, превратилась в растерянное и напуганное создание, которое с ужасом смотрело на тела своих родителей и одного из братьев.
Кошмары могут быть прекрасными, потому что исчезают, стоит лишь открыть глаза.
Реальность же ужасна, потому что, открыв глаза, осознаёшь её незыблемую и непреложную суть.
Кошмары – плод нашего воображения; реальность чаще всего становится плодом чужих фантазий.
Этот дождь из бомб, падавших с небес, и ракет, запущенных с сотен километров, был чужой фантазией. Этот ад, предвосхитивший смерть и Страшный суд, тоже был ею, хотя в тот момент сбитая с толку Салка Эмбарек не могла понять его причин.
На клумбах маленького сада, который её мать с такой любовью учила её ухаживать, теперь лежало изуродованное тело её брата Али. Только одежда и кольцо на руке, которая так часто водила её в парк, позволяли ей понять, что эта кровавая масса когда-то была её матерью.
Её отец прожил почти десять минут после взрыва, уничтожившего их дом, но его сердце, казалось, отказалось принять масштаб трагедии. Теперь он сидел на одном из четырёх ступеней крыльца с широко открытыми глазами, как будто смотрел на ужас, хотя на самом деле видел лишь длинный и тёмный путь, ведущий в пустоту.
Метеоры вновь и вновь пересекали небо, но это уже были не те, которые они с матерью загадывали на террасе в тёплые ночи, а снаряды, охотящиеся за головами других стариков и детей.
Война – это слово, которое её мать произносила с отвращением, теперь вторглась в её маленький мир без предупреждения. Никто не объяснил ей смертоносного смысла этого слова.
Салка почти час не могла прийти в себя. Она с трудом поднялась, прошла мимо застывшего тела отца, не коснувшись его, пробралась через руины, убрала обломки с кровати и свернулась на ней, надеясь уснуть. Она тщетно верила, что с наступлением нового дня всё вернётся в норму.
В восемь утра ей нужно было встать, а в девять быть в школе. Учительница строго относилась к опозданиям.
Но сон не любит несчастных. Сон не приходит на помощь тем, кто в нём нуждается. Сон – это последний утешитель бедняков, который тем больше задерживается, чем сильнее его ждёшь. Сон – проклятый предатель, который преследует тех, кто его избегает, и избегает тех, кто его преследует. Даже если его ищет бедная девочка, для которой он – последняя возможность не сойти с ума.
Свет нового дня не проникал в её комнату, как обычно, сквозь щели жалюзи, потому что жалюзи исчезли, словно гигантская рука забрала их и отдала другой девочке в далёкой стране. Исчезли и стёкла, так что свет, пробивающийся в комнату, боролся с густым дымом сотен пожаров.
Багдад пылал.
Миллионы людей по всему миру смотрели на экранах своих телевизоров, как горит город Тысячи и одной ночи в свою самую жестокую ночь – ту, которую не осмелилась бы придумать даже фантазия доброй и щедрой Шахерезады.
Устроившись в уютных гостиных, они поражались масштабу трагедии, видели разрушительный огонь и слышали грохот взрывов, но не могли почувствовать едкий запах смерти, которым были пропитаны улицы, по которым когда-то ходил легендарный султан Харун ар-Рашид.
Даже всемогущий джинн из лампы Аладдина не смог бы предотвратить горькую судьбу, которую с такой тщательностью запланировали далёкие правители. Даже сорок разбойников Али-Бабы не смогли бы украсть миллионной доли того, что собирались украсть они.
Известные багдадские воры похищали лишь золото, бриллианты и жемчуг, тогда как те, кто вторгся в прекрасный город, забирали человеческие жизни.
Три жизни одной семьи – семьи Эмбарек.
На рассвете старший сын, Турки, который, как обычно, провёл ночь в чужой постели, с трудом пробрался через хаос этого апокалиптического бедствия. Он не смог произнести ни слова, не смог пролить ни одной слезы перед невообразимым зрелищем того, что ещё несколько часов назад было их уютным домом.
Он медленно погладил бороду своего отца, надел кольцо матери на палец, поцеловал брата в лоб и с отчаянием вошёл в дом, не надеясь найти маленькую Салку живой.
Когда он наконец нашёл её и обнял, его душа разразилась рыданиями, и из его груди вырвался неудержимый крик боли.
