Суббота все никак не спешила заканчиваться. После изматывающей гонки и бурного ликования, в здании автомобильного клуба, что обосновался как раз в Ле-Мане началась пресс-конференция. Нас с Шелби засыпали каверзными вопросами, только американский репортер искренне радовался победе соотечественников, европейские журналисты большей частью недоумевали.
– Мистер Шелби, как вам трасса?
Мы с напарником сидим за столом, выставив на всеобщее обозрение полученные за победу кубки. За нашей спиной плакат с огромной цифрой «24». Журналисты расположились в зале, фотографы перемещаются, выискивая нужный ракурс, операторы спрятались за своей громоздкой техникой.
– Это не трасса, а форменный ад, – отвечает Кэрролл, вызывая удовольствие таким сравнением у французов – хозяев гонки. – Кое-где это даже не гоночный трек, а настоящая проселочная дорога со всеми прелестями кроме навоза. – Переждав смех, напарник продолжает. – Соперники внезапно вылетают из темноты, кто-то столкнулся и горит на обочине, может быть это твой друг с которым ты еще вчера пил пиво в баре, ты стараешься ни в кого не врезаться и постоянно крутишь головой на 360 градусов и при этом давишь на все деньги.
– А как вы оцениваете уровень ваших соперников? Вы считаете они плохо подготовились к гонке?
– Нет, не считаю, – мотнул головой Кэрролл, усиливая эффект слов. – Нам достались сильные соперники с хорошей подготовкой и отличными машинами, многие из которых были заводской сборки. Так что мы победили в конкурентной борьбе.
– То есть вы считаете, что спорткар, сделанный любителями из пластмассы и алюминия лучше заводского над которым трудились профессионалы? – гримаса насмешки исказила лицо репортера из Англии.
– Ковчег построил любитель, профессионалы построили Титаник, – встреваю я.
Расхожая фраза из моего времени, после того, как ее перевели всем присутствующим, вызвала смех и аплодисменты.
– Пластмасса и алюминий – легкие материалы, потому мы их и использовали, чтобы облегчить кузов, – дополняет меня Кэрролл, когда все успокаиваются. – К тому же мой напарник несмотря на молодость – дипломированный инженер и талантливый изобретатель. Именно он придумал антикрыло, которое улучшило аэродинамику автомобиля и помогло одержать нам победу.
– Мистер Уилсон, почему вы не спешили на старте? – внимание репортеров переключается на меня.
Выхватываю взглядом из толпы задавшего вопрос немца и начинаю обстоятельно отвечать:
– Ле-Ман считается самой опасной гонкой в мире. Шансов свернуть в ней шею хватает и без безумия в самом начале. Вы же видели аварию сразу на старте? Это как раз следствие этой традиции. Так что я для себя решил, что спокойно подойду к машине, спокойно пристегну ремни безопасности и только потом стартую. Как видите, все удалось – я избежал аварии, и мы выиграли!
– Ремни безопасности? – переспросил, заглотивший приманку, репортер.
– Наш болид оснащен системой безопасности: ремнями и подголовником. Их предназначение – смягчить удар при аварии и предотвратить тяжелые последствия для водителя, – отвечаю я и перехожу к рекламе своих изобретений. – Как автогонщик и инженер я рекомендую устанавливать такую систему безопасности не только на спортивные машины, но и вообще на все. Пользуясь ремнями безопасности и защищающими шейные позвонки подголовниками, вы сможете сохранить как свою жизнь, так и жизни ваших пассажиров!
– А вы сможете на этом хорошо заработать! – выкрикнул все тот же англичанин.
– Патент на трехточечный ремень безопасности я сделал открытым для всех производителей транспорта в мире, – с прессой вступать в открытую конфронтацию нельзя, поэтому улыбаюсь.
– И что же такое произошло, что заставило американца отказаться от прибыли? – в ответ ухмыляется репортер.
Я делаю серьезное лицо, впускаю во взгляд грусть и тусклым голосом произношу:
– Мой отец погиб в автомобильной аварии.
Слышу перешептывания – это перевод фразы кочует по залу. Англичанин недоволен своей промашкой и реакцией коллег, которые теперь смотрят на меня с симпатией, а вот на него без особой теплоты. Островитян в континентальной Европе все же не любят и не упускают удобного случая продемонстрировать им это.
– Мистер Уилсон, это ведь были ваши первые гонки? – меняет тему репортер из ФРГ.
– Да, вы правы, – киваю я, возвращая на лицо приветливую улыбку. – Хотел бы я повторить? Сейчас – точно нет, – на показ смахиваю пот со лба и устало вздыхаю.
Репортеры смеются.
– Посмотрим, что вы ответите на мой вопрос после того, как отоспитесь! – по-доброму подначивает меня немец.
Смех в зале усиливается.
Нет, это суббота точно бесконечна. Никакого отдыха после конференции не случилось. Под самый вечер пришлось возвращаться все в тот же клуб, там должен был состояться прием в честь покорителей вершины автоспорта. Понятное дело, пропустить я его не мог.
– Вот ты где, – на выходе из отеля меня перехватил Ромео.
Мы с ним уже сегодня виделись, сразу после конференции, но Винченцо успел лишь поздравить нашу команду с победой, меня все никак не хотели отпускать журналисты, требовали все новых деталей моей биографии. Ромео же, пока я прорывался из окружения, увел на второй этаж президент автомобильного клуба. Видимо, у него возникло какое-то неотложное дело к моему итальянскому деловому партнеру.
