Всем известно, что любое слово имеет слово-близнеца. У каждого слова, являющегося правдой, есть слово-двойник, которое ложно. Со своей стороны, уверяю читателя, что провёл кропотливую работу и составил эту историю исключительно из правдивых слов, и что в моём рассказе нет ни слова лжи. А это означает, что где-то существует точно такая-же история, состоящая исключительно из слов неправдивых, и читателю отныне стоит быть осторожным, чтобы случайно не прочесть её, поскольку она неизбежно введёт его в заблуждение.
Эта история произошла, когда мир был совсем молод. Солнце тогда не имело чёткой формы и походило на камень, ещё не сточивший свои углы от бесконечного катания по небу. Это случилось задолго до того, как люди объявили себя хозяевами земли. Тогда человек, носорог и тигр обедали за одним столом, а ручьи могли течь вверх по склонам, если им так вздумается. Мясо животных было янтарно-жёлтым, поскольку ещё не содержало огня, а состояло из смолы и хлопка, а вместо крови в них тёк сок священного дерева Сакаки. Бамбуковые леса поднимались выше гор, в их огромных, полых стеблях можно было вырезать жилище на целую семью, а в реках водились говорящие рыбы, чешую которых нельзя было пробить острогой. Животное приходило к человеку и говорило: «Съешь меня». И человек приходил к животному и говорил: «И ты съешь меня». Горы были послушны, и привязаны к своим духам, и если случалось духу переехать, то и гора отправлялась за ним, словно панцирь. Почва была настолько плодородной, что если уснуть на ней, и проспать всю ночь, не переворачиваясь, то к утру можно было пустить корни. Серебро было таким чистым и сияющим, что изготовленная из него стрела, выпущенная умелым лучником в небо, вонзалась и становилась звездой. Год состоял из двух лет, причём половину этого времени занимала весна, а на вторую половину приходились остальные три сезона. Сакура цвела трижды в год, когда спускались небесные рыбы и клали свою белую, пахнущую цветами, икру на её ветви. Горошины икры зрели в бутоны и раскрывались соцветиями, заполняя всё пространство чарующим запахом. Когда лепестки сакуры опадали вниз, вылупившиеся мальки устремлялись вверх.
Ещё не родился Девятихвостый, а только три из его Хвостов. Когда родился первый Хвост, он сказал: «Мера жизни – смех». Тогда никто не понял его, хотя трактовали каждый на свой лад. Создалось даже общество «Учение первого Хвоста», которое утверждало, что знает правду. Родившийся через тысячу лет второй Хвост, продолжил: «Что услышишь ты на смертном одре». Так как прошло много времени, то и эта фраза осталась загадкой, люди снова не поняли о чём речь, но на всякий случай записали, и с нетерпением ждали ещё тысячу лет, чтобы открыть секрет. Общество же было переименовано в «Учение второго Хвоста». Однако, третий Хвост, появившись на свет сказал только: «Ибо», и замолк. Из этих трёх букв даже великие толкователи не смогли ничего истолковать, поэтому общество переименовывать пока не стали.
Это был мир, в котором только боги враждовали между собой. К каждому богу была прикреплена Нить мироздания, натяжение или ослабление которой приводило в движение земные процессы. Неподвижные боги стремились к тому, чтобы мир стал таким же неподвижным, как они, в котором любое действие, слово и мысль рождало единый ответ для этого действия, слова или мысли. Ответ, который можно было бы занести в свитки последовательностей, и он оставался бы неизменен. Неподвижность способствовала порядку, и закон в этой неподвижности обретал прозрачность и ясность. Их Нити висели, как древние лианы, ничто не способно было пошатнуть их, кроме других Нитей. Странствующие же боги, своими перемещениями вносили неразбериху в порядок вещей. Нити, тянувшиеся за ними, постоянно задевали те, что были недвижны, отчего строгая упорядоченность мира никогда не могла продержаться долго. Любовь становилась непредсказуемой, а добро и зло часто менялись местами.
А так как Неподвижных богов было куда больше, то постепенно они привыкли считать, что они главнее. Странствующих же начали приравнивать к неразумным детям, не ведающим своих целей и поступков. И хотя и те, и другие вышли в мир из единой Пустоты и имели равные возможности, со временем это позабылось, и Неподвижные боги провозгласили себя Верховными. После этого они признали в качестве своей привилегии недоступность для смертных и создали свой язык, чтобы люди перестали понимать их. Странствующие боги не захотели отдаляться от человека, их язык по-прежнему мог прочесть любой желающий. Порой они сами вступали в разговоры с людьми, чем вызывали ещё большее недовольство Верховных. Они решили поссорить людей со Странствующими богами и пустили слух, что те опасны. Слухи эти охотно прижились среди людей.
Боги не были вечными. Любой бог, утративший Нить мироздания, возвращался в Пустоту. Для Странствующего бога утратить нить было куда проще, чем для Неподвижного, отчего их становилось всё меньше. Верховные боги терпеливо ждали, когда последний из них канет, и тогда они смогут установить на земле свой нерушимый порядок, и никакие Странствующие уже не смогут вносить в него хаос своими перемещениями.
