Рука верзилы впечатывает меня в стену, и я вскрикиваю от острой боли, которая пронзает ушибленный локоть, но его это только веселит. - Не отдашь долг до понедельника, будет куда больнее! Он так неожиданно убирает руку, что мне едва удаётся удержаться на ногах. Амбал, не спуская с меня глаз, медленно проводит под подбородком оттопыренным большим пальцем. Этот нехитрый жест ясно дает мне понять, что дела плохи. От меня наконец отцепились, но я всё еще чувствую, как шею холодит лезвие ножа, которое еще недавно было плотно прижато к горлу. Так плотно, что я даже дышать боялась. Второй коллектор стоит в углу, жует жвачку с громким причмокиванием и скользит по мне раздевающим взглядом. Он все время молчит, и оттого кажется еще более жутким, чем тот, который лапает меня и угрожает ножом. - Ты имей в виду, что перед пытками мы весело и задорно пустим тебя по кругу. Не пропадать же такой куколке! - обещает бандит, сплюнув жвачку на пол - Поняла? Я киваю, как тряпичная кукла, которую кто-то невидимый трясет в руках. - Увидимся еще, - бросает он и делает знак типу с ножом. Амбал, от которого крепко воняет потом и сушеной рыбой, одаривает меня очередной сальной ухмылкой и тяжелой походкой тащится вслед за любителем жвачки. Я стою, вжавшись в стену, и не могу поверить, что они уходят. Знаю, что вернутся, потому что я не могу заплатить и десятой части папиных долгов, но сейчас у меня будет немного времени, чтоб перевести дух и что-нибудь придумать. Дверь захлопывается, и ком, который все это время удавалось сдерживать, парализует горло и заставляет слезы, стоявшие в глазах, излиться. Сползаю по стене на пол, заплеванный шелухой от семечек, и рыдаю, уткнувшись в колени. Поднимаю голову и почти невидящими от слез глазами осматриваю разгромленную кухню. На подоконнике стоит папин портрет, обезображенный черной траурной лентой, а рядом - рюмка водки, накрытая кусочком хлеба и свеча, которую давным-давно задул ветер, врывающийся в открытое окно и засыпающий и портрет, и траурное подношение хлопьями снега. Я поднимаюсь на ноги и, бесшумно ступая босыми ступнями, подхожу к окну. Стараясь не смотреть лишний раз на портрет, смахиваю слёзы тыльной стороной кисти и закрываю окно. Холод щиплет полуголое тело – на мне только майка и шорты, – а пустой желудок сжимается от голода. Мне плевать на холод и на то, что я ничего не ела уже несколько суток. В моей жизни не стало самого дорого и родного человека. Но люди, которым он задолжал астрономические суммы, даже не дают мне толком его оплакать. От тяжёлых мыслей меня отвлекает очередной громкий стук в дверь. Я вздрагиваю и застываю на месте. Неужели вернулись эти двое? Я даже не заперла дверь за ними. Сейчас они ворвутся, и мне конец. - Женя, это я, - слышу я уверенный и такой спасительный голос. Бегу к двери и распахиваю её, готовая расплакаться, но уже от счастья. На пороге стоит Вадим, лучший друг моего папы. Смотрит на меня, пытаясь считать ситуацию. Молча кивает и входит, не дожидаясь приглашения. Я торопливо запираю дверь на все три замка и бросаюсь ему на шею. Утыкаюсь носом в мягкое пальто и плачу уже от нахлынувших воспоминаний. От Вадима, как всегда, пахнет чем-то цитрусовым. Такой знакомый и уютный запах, принесённый из детства. Когда я была маленькая, мне казалось, что это запах мандаринов – когда бы он ни приходил, неизменно приносил с собой ощущение праздника. Впрочем, Вадим был лучше Деда Мороза – старик в красной шубе приносил подарки раз в год, а он баловал меня постоянно: дарил кукол, «Киндер сюрпризы» и прочую детскую дребедень. Я его обожала и мечтала выйти замуж, когда вырасту. У Вадима нет собственных детей, и он проводил со мной времени даже больше, чем папа – учил кататься на велике, мазал зеленкой разбитые коленки и учил не унывать, чтобы ни происходило. - Жень, ты прости, что похороны пропустил, - говорит Вадим, когда я наконец отцепляюсь от него. - Очень хотел попрощаться с Сережкой, но не смог вырваться. - Я понимаю. Спасибо, что приехал, - шепчу я; грудная клетка так сведена от постоянных рыданий, что не позволяет мне говорить нормально. - Что случилось? – спрашивает Вадим, окинув взглядом разгромленную кухню. - Дела у папы шли совсем плохо, - бормочу я, всё еще всхлипывая. - Я знаю, - кивает Вадим. – Я предупреждал Серёжку, что не в ту степь он подался. Но, вероятно, он меня так и не послушал. - Он заложил бизнес и всё имущество, чтоб получить деньги, прокрутить их и спасти дело, но умер, так и не успев ничего сделать. Всё произошло так внезапно. - Думаю, даже если б он пережил тот сердечный приступ, вас бы все равно поставили на счётчик. Сколько времени они тебе дали? - До понедельника, - отвечаю я и опять срываюсь в слёзы. - Посмотри на меня, - просит он, обхватив мои скулы астеничными пальцами. Смотрю. Взгляд Вадима подчиняет себе – попадёшь под его влияние хоть на пять секунд и будешь выполнять все его приказы. Улыбается. Улыбка у него как у любой версии Джокера – пробирает до костей. Уголки губ приподнимаются, обнажая мелкие хищные зубы, в то время как остальное лицо неподвижно, а голубые, холодные, как сталь, глаза пожирают тебя, выворачивая душу наизнанку. Он брюнет, но щетина рыжит - даёт о себе знать хорошая доля немецкой крови. Этакий обаятельный «фашист», которых теперь так часто показывают в кино. Достаёт из кармана платок и бережно собирает тканью слезинки с моих щёк. Чувствую себя как в детстве – очарованной его спокойствием и уверенностью. - Что же мне теперь делать? - Успокоиться и ни о чем не переживать. Я тебе помогу. - Вадим, спасибо тебе! – Я готова пасть на колени и целовать его дорогие ботинки Чтоб скрыть щенячий восторг меняю тему: - Я бы предложила тебе чего-нибудь, но у меня мышь повесилась в холодильнике. Даже чаем угостить не могу. - Брось ты эти формальности! Мы так давно знакомы, что в них нет нужды. - Он прищуривает льдисто-голубые глаза, и сердце выделывает в груди бешеный кульбит. – Я решу все твои проблемы, но и ты должна сделать кое-что для меня. - Что же? - Возможно, поначалу моё предложение покажется тебе странным, но ты умная девочка и если немного подумаешь, то поймёшь, что это вполне логичное развитие наших отношений. Слово «отношения» неприятно резануло слух. Как-то неуместно прозвучало, несмотря на то, что имеет множество смыслов. Какие у нас отношения? Родственные? Нет, скорее, дружеские. Цепляюсь за это безобидное прилагательное и использую его, как щит. - Тебе, наверное, нужен бухгалтер. Я буду все свободное время посвящать работе с твоей бухгалтерией! - обещаю я. - Нет, Женечка, у меня есть бухгалтер и другого я не ищу, но всё же хотел бы предложить тебе своего рода «вакансию». Сядь, пожалуйста. Я сажусь на стул – холодная древесина жжёт голые ноги. Вадим садится рядом и берёт меня за руку. Его пальцы кажутся горячими как кипяток. Поглаживает меня, едва касаясь кожи – от интимности прикосновений становится не по себе. - Вадим, я только дебет с кредитом сводить умею. - Ты красивая, молодая женщина, и это твоё главное достоинство! – говорит он, прожигая меня заинтересованным взглядом. – Ты с кем-нибудь встречаешься? - Нет, - отвечаю, всё ещё не понимая, к чему он ведёт. - Это хорошо, будет проще. Я хочу, чтоб ты стала моей женой. - В смысле? – Его предложение ошарашило меня даже больше, чем ночной визит коллекторов. - Женя, я выкуплю бизнес Серёжки и сделаю тебя генеральным директором, но взамен хочу, чтоб ты стала моей женой. - Зачем тебе это? - Женечка, я тебя всю твою жизнь знаю. Так получилось, что вырастил тебя, научил всему, что знаю и умею. И теперь, видя, как ты расцвела, понимаю, что станешь для меня идеальной женой. - Но это как-то.., - замолкаю на полуслове, не зная как продолжить. - Быстро? Ничего страшно, ты привыкнешь. Мы же всегда так хорошо друг друга понимали. - Вадим, я не знаю, что сказать. - Давай так? Ты сейчас соберёшься, и мы поедем ко мне. Дом большой, комнат много, так что выберешь любую. Выспишься, придешь в себя, а утром скажешь, согласна стать моей женой или нет. Иди собирайся. Я чувствую себя студенткой, которую только что отчитал профессор, и теперь она рада покинуть его кабинет. Дрожащие ноги с трудом поднимают тяжесть тела, которое плохо мне подчиняется, и я бреду к себе как во сне. Я так надеялась, что Вадим меня спасёт, и он готов это сделать, но в обмен на крайне странную услугу, если можно это так назвать. Как я могу стать женой человека, который мне как отец? Ему пятьдесят четыре, а мне недавно исполнилось двадцать пять. Честно говоря, меня всегда привлекали мужчины постарше, да и выглядит он отменно – никаких седых волос и пивного брюшка. Плюсов много: привлекательный, зрелый, надежный и родной, но лечь с Вадимом в одну постель для меня сродни инцесту. Я натягиваю джинсы и свитер. Обуваю ботинки и застываю как вкопанная, увидев его на пороге. Вадим подходит ко мне, присаживается на корточки и тщательно завязывает шнурки, как делал всегда, когда я пешком под стол ходила. Когда он вновь поднимается на ноги, мы оказываемся совсем близко – нос к носу. Кладёт горячую и благоухающую мандаринами ладонь мне на щеку и заглядывает в глаза – я почти теряю сознание от его взгляда, такой он охочий. Сердце колотится, мешая дышать, во рту пересохло и единственное, что я теперь вижу, - это его огромные зрачки. Мгновение, и горячие губы кипятком впиваются в мой приоткрытый рот. Тяжёлая рука ложится на затылок и мне остаётся только подчиниться и позволить превратить этот поначалу робкий поцелуй в страстное слияние наших ртов и языков.
