ПРОЛОГ
Связь с реальностью я начала терять сразу после слова «помолвка», а к серьезной фразе «обручальная нить» окончательно перестала соображать. Пришлось сосредоточиться на сложнейшей задаче, от чего именно стоит скончаться: от смущения, волнения или огромного счастья, которое просто неспособно уместиться в груди семнадцатилетней девушки и не начать удушать.
— Зная, что ваш сын будет рядом с Шарлоттой, я отпускаю ее в Ос-Арэт со спокойной душой, — сказала мама Чейсам.
— Лилия, он непременно присмотрит за нашей принцессой, — в своей обычной манере прокудахтал Энтон Чейс. — Глаз не спустит! Так ведь, Алекс?
Тяжелые, требовательные интонации в голосе мужчины неприятно резанули слух.
— Конечно, отец, — спокойно согласился Александр и послал моей матери вежливую улыбку. Очевидно он давно привык, что Чейс-старший давил абсолютно на всех в радиусе трех шагов, как огромная надгробная плита.
Некоторое время мы ели в странном молчании, словно все боялись задать вопрос, который витал в воздухе, но никем озвучен не был. Самой смелой оказалась мачеха Алекса. После смены блюд она прихлебнула вино и вежливо спросила, обращаясь к моим родителям:
— Что ж, когда случится счастливое событие? Когда проведем ритуал, и дети завяжут обручальную нить, а мы породнимся?
За столом возникла странная пауза. Кажется, даже лакеи, расставляющие чистые тарелки, на мгновение замерли, ожидая ответа. Родители переглянулись.
— Торопиться некуда, — проговорил папа. — Шарлотте только семнадцать. Она никогда не жила самостоятельно. Стоит дождаться двадцатого дня рождения.
— Три года? — удивился Энтон Чейс и весьма неприятно, чего не пытался скрыть хотя бы из приличий. — Не долго ли?
— Что скажешь, дочь? — спросил отец.
Неожиданно абсолютно все взрослые посмотрели на меня. В панике, ища подсказку, я обернулась к Алексу. С непроницаемым видом тот разглядывал нетронутую изысканную закуску на фарфоровой тарелке. Помогать с правильным ответом никто не торопился, а мозги по-прежнему отказывались выходить из коматозного состояния.
— Я не знаю, как лучше поступить, — вынужденно призналась родителям.
Неожиданно Алекс поднял пронзительно-синие глаза и пригвоздил меня к мягкой спинке стула острым, как шило, взглядом.
— Не хочешь помолвки, Шарлотта?
Стоило взять секундную паузу и мысленно примерить роль невесты: не жмет ли, не болтается или, может, сидит как влитая. Но я боялась, что очнусь от причудливого сна, не успев дать согласие, и страшно расстроюсь.
— Хочу! — выпалила со рвением, совершенно недостойным воспитанной девушки. — Хоть через неделю!
На выразительное лицо Александра набежала тень досады, но он быстро запихал чувства в зад… за пазуху и сделал глубокий глоток вина. Похоже, я провалила экзамен на адекватность и наконец-то решила, что правильнее издохнуть от неловкости, чем лопнуть от счастья.
Это было второе по важности решение после согласия нестись под свадебную арку, не расплетая кос и не меняя платья. Хотя оно несколько противоречило первому: мертвую невесту замуж не возьмут.
— Видишь, Гатри, — с улыбкой обратилась мама к отцу. — Если дети хотят завязать нить, не вижу смысла противиться и тянуть. Все равно мы не станем проводить брачный обряд раньше, чем Шарлотта окончит Ос-Арэт. Высшее образование в приоритете. Согласны, Энтон?
Энтон Чейс как раз считал обратное, о чем ни раз высказывался в самой резкой манере, но спорить не стал:
— Конечно, вы правы, Лилия.
Высшее образование в магической академии, платье за ужином, непринужденная надменность — мама считала, что в ее дочери все должно быть идеальным, как в ней. Наплевать, что дара мне досталось чуть больше, чем с гулькин нос, и в Ос-Арэте я собиралась изучать не заклятия высшей магии, как все нормальные студенты, а древние языки. Благородно и абсолютно бесполезно в реальной жизни. Идеально для бездарного отпрыска знаменитого королевского посла. Все, как любит мама.
Впрочем, для печали причин не было. Если судить по конкурсу эссе, нас таких, бездарностей благородных кровей, оказалось немало. Даже перебор, учитывая, что я только чудом не провалила испытание.
— Превосходно! На следующей неделе проведем обряд обручения! — решил абсолютно за всех Энтон Чейс и поднял бокал, как-то разом превратив обычный ужин в праздничный. — Ты рад, сын?
— Я в восторге, — ответил тот таким ровным голосом, что ровнее только мраморные полы в холле нашего особняка.
Неожиданно я почувствовала, что начинаю задыхаться от фантазий о семейной жизни, а еще немножко — от духоты в столовой и страшно обрадовалась, когда нас с Алексом выставили на улицу подышать свежим воздухом. Если он хотел остаться за столом, а не нарезать круги по засыпанным мелким гравием садовым дорожкам, то вида не подал. Поднялся, вкрадчивым жестом указал на раскрытые двустворчатые двери.
Мы вышли в неловком молчании и некоторое время тащились по украшенному фонариками саду. Каблуки увязали в злосчастном гравии, приходилось слегка балансировать руками, чтобы не потерять равновесие. Я не отказалась бы от поддержки, но Алекс не торопился помогать в этой принудительно-добровольной прогулке.
