Нерон забеременел – наконец-то. Он страстно хотел зачать и родить ребенка, угрожал своим врачам огнем и смертью, если они не помогут ему осуществить желаемое. Они приготовили для него зелье, которое должно было совершить чудо. Чудо свершилось: роды произошли через рот. После неустановленного срока беременности император изрыгнул уродливую жабу. Присутствующие прокомментировали омерзительное зрелище испуганными возгласами: Lata rana, lata rana! – «большая лягушка», что дало название Латеранскому дворцу[1] в Риме[2].
Эта причудливая история взята из так называемой «Императорской хроники» – исторической поэмы XII века, раннего средневерхненемецкого периода, предположительно написанной в Регенсбурге. Произведение, весьма популярное в Средневековье, содержит исторический и хронологический очерк римских и германских императоров от Цезаря до 1147 года[3]. События тех лет сокрыты в преданиях и отчасти бесследно утеряны: более 17 000 стихов, в которых в основном воспеваются заслуги перед Церковью, наделяют фигуры правителей обилием анекдотов. Помимо беременности Нерона, неизвестный автор также рассказывает, как тот с великим энтузиазмом поджег Рим и из любопытства вспорол живот собственной матери. Казнь апостолов Петра и Павла также приписывается Нерону. Соответственно, в конце повествования ubelen kunige Nêre, злого императора Нерона, забирает сам дьявол.
Наряду с родившим жабу императором, чье необычное желание гротескно выходит за рамки установленного Богом порядка, идя, как говорится в тексте, «против природы человеческой», «Императорская хроника» содержит один из любопытных моментов истории рецепции Нерона, которая по сей день вызывает живой интерес. На протяжении почти 2000 лет распространяются бесчисленные изображения и истории о последнем императоре из династии Юлиев-Клавдиев[4]. Упоминания о каких-либо его достоинствах встречаются крайне редко.
Как часто бывает при оценке масштабов исторического величия и степени вины, образы Нерона – это прежде всего отразившие дух своего времени слепки, которые больше говорят о своих создателях, чем об описываемой фигуре. То же справедливо в отношении и Александра Македонского, и Юлия Цезаря[5]. Но если в их случае в первую очередь учитываются политические реалии, которые оценивались широко и весьма разнообразно, а также предлагаются все промежуточные оттенки – от глубокого неприятия до благоговейного почитания, – то суждения о Нероне колеблются лишь в рамках красочной палитры зла, и создается впечатление, что только этим он и выделяется: спустя два тысячелетия Нерон стал символом, обозначающим всевозможные пороки и в то же время полностью скрывающим историческую личность. Сегодня Нерон широко известен как матереубийца, гонитель христиан, тиран и поджигатель. Более доброжелательные критики видят в нем просто толстого невротика, беспринципного бездельника или изнеженного неудачника, который увлекся поэзией и пением и был абсолютно непригоден к роли римского императора.
Образ Нерона мгновенно переносится из далекого Древнего Рима в наши дни. Сравнение с ним сразу же приходит на ум, когда нужно осудить недостатки или политический режим диктаторов, авторитарных лидеров или правителей-экстремистов, и на протяжении 20 веков такое сравнение остается понятным для всех. Когда в марте 2020 года Дональд Трамп опубликовал в Twitter[6] фотографию, на которой он играет на скрипке, пока в США бушует коронавирус, весь мир дружно упомянул в комментариях Нерона: Рим в огне, а Нерон берет в руки лиру[7].
Многие годы исследователи-антиковеды всячески выражали сомнение в том, что историческая фигура Нерона имеет что-то общее с этими клише. И сегодня они усердно разрабатывают альтернативные интерпретации образа императора, лишенные отпечатка времени, обсуждают различные варианты оценки его правления и намечают историографические тренды – например, в отношении переосмысления роли принцепса с точки зрения его увлечения искусством[8]. Более удобная версия характеристики Нерона как особенно неприятного представителя длинной череды «плохих» императоров все дальше отодвигается на второй план. В современной науке больше никто не использует легендарный термин «кесарево безумие» – диагноз, который в конце XIX – начале XX века с энтузиазмом применяли к таким императорам, как Нерон или Калигула, для объяснения странностей в поведении и характере этих правителей, в изобилии представленных в древних текстах[9].
Парадигма в отношении великих деятелей Античности начала меняться несколько десятилетий назад. Сегодня в дискурсе доминируют структурно-исторические перспективы[10]. Вряд ли кто-то всерьез будет отрицать, что фигура, всегда казавшаяся грандиозной, такая как Август (отношение к которому было куда лучше, чем к Нерону), является порождением своего времени. Даже для него, первого римского императора, несмотря на аккумулированную им невероятную власть, существовали объективные условия, которые зачастую принуждали его действовать энергично и, что не менее важно, требовали понимания и умения к ним приспосабливаться.