Извечный вопрос – что первично бытие или сознание.
С одной стороны, сторонники материалистического учения считают, что бытие определяет сознание (по Марксу). Ведь духовный мир человека, начиная с младенчества, формируется под воздействием окружающей среды.
Но с другой стороны, именно бытие определяется сознанием (по Гегелю). Так каждый человек, исходя из своих взглядов, определяет, как ему жить.
С одной стороны, созданная мной книга о наилучшем устройстве государства Новой Утопии исходит из моих взглядов – это продукт моего сознания. С другой стороны, это сознание сформировалось на основе моего опыта, бытия.
Итак, это как замкнутый круг, где бытие определяет сознание, а сознание – бытие. А у круга нет начала и конца.
В своём труде «Новая Утопия. Книга о наилучшем устройстве государства» я больше описал бытовую сторону жизни. Разнообразие же духовной жизни, естественно, выходит за рамки этой книги. Восполнить этот пробел я постараюсь в серии книг «Новая Утопия. Философия Жизни».
В этой серии рассмотрим взгляды разных авторов на духовную составляющую жизни. А соглашаться с ними или нет каждый решит сам. Я же буду рассматривать их, исходя из своих представлений с учётом идей, заложенных в книге о моей Новой Утопии.
В данной книге рассмотрим сборник эссе (рассказов) Джерома Клапки Джерома «Праздные мысли лентяя».
Но сначала, несколько слов о самом сборнике.
В 1889 году вышло самое известное произведение Джерома К. Джерома – «Трое в лодке, не считая собаки».
А вот первый успех, принёсший Джерому мировое признание, получила ранее вышедшая отдельным изданием книга – сборник юмористических эссе «Праздные мысли лентяя», напечатанная, как и предыдущая книга «На сцене – и за сценой», в издательстве «Леденхолл пресс».
Вот так Джером написал об этом в своих мемуарах («Моя жизнь и время»):
«Книга продавалась, по распространённому выражению, как горячие пирожки. Тьюер со своей всегдашней изобретательностью дал ей светло-жёлтую обложку, сразу бросающуюся в глаза на полках магазинов. Каждую тысячу экземпляров он называл отдельным изданием, и к концу года их накопилось двадцать три. Я получал процент с продаж, два с половиной пенса за экземпляр, и мечтал о тёплом пальто. Здесь я говорю только об Англии. Америка оказала мне любезность, издав книгу пиратским образом. Там сборник расходился стотысячными тиражами. Подозреваю, главное несчастье моей жизни состоит в том, что я родился на шесть лет раньше, чем нужно, – иначе говоря, в области авторских прав совесть у Америки проснулась на шесть лет позже. «Трое в лодке» продавались в США огромными тиражами – общим счётом более миллиона, – однако эта «богоизбранная» страна не заплатила мне ни за ту ни за другую книгу, если не считать славного Генри Холта, который и по сей день присылает мне ежегодно чек на скромную сумму».
Сборник был настолько популярным, что стали возникать специальные клубы «праздных людей».
Но сначала рассказы один за другим печатались в ежемесячном журнале «Домашний благовест» (Home Chimes), который затеял издавать Фредерик Уильям Робинсон (автор романа «Бабушкины деньги»). О чём нам также повествует Джером в своих мемуарах: «Я отправил ему начало своих «Праздных размышлений», он ответил, пригласил прийти. … Моё эссе ему понравилось, он увидел в нём новые мотивы, и мы договорились, что я напишу для него чёртову дюжину подобных зарисовок».
Интересны также мемуарные заметки Джерома об оплате и литературе:
«Робинсон не мог много платить авторам. Я за свои эссе получал, кажется, по одной гинее, а люди более известные, думаю, писали не из корысти, а просто от хорошего отношения к Робинсону. В те времена часто возникала дружба между редактором и авторами. Было какое-то чувство общности. Став редактором, я старался возродить такую традицию и надеюсь, в большой мере это мне удалось. Но в целом крупные издательские синдикаты её убили. Сдаёшь рукопись агенту, он её продает по такой-то цене за тысячу слов, прочее никого не интересует. Литературу нынче измеряют в точных цифрах. Когда я в прошлый раз был в Америке, одна газета зазывала читающую публику: «Великолепный новый рассказ, по доллару за слово!» Не знаю, кто автор – в объявлении его имя не упоминалось. «Должно быть, замечательный рассказ!» – восхищались люди. Я сам никогда не получал больше десяти центов за слово, и то приходилось выдерживать постоянную внутреннюю борьбу. Каждый раз, вычёркивая лишнее прилагательное или совершенно необязательное наречие, я невольно думал: «Ну вот, еще четыре пенса выбросил» – или пять, в зависимости от обменного курса.
Человеку семейному тяжело приходится при такой зловредной системе…»
Кроме того, данный сборник оказал и важное влияние на литературную судьбу Джерома. Так до 1892 года он совмещал карьеру юриста с литературным трудом и расстался со своей должностью стряпчего лишь потому, что был приглашен редактором и соиздателем в новый юмористический журнал «Лентяй» (Idler). Понятно, что название журнала ассоциировалось у читателей с тем самым лентяем, праздные мысли которого так позабавили их.
