Благодарности
Моему прекрасному молодому человеку, поддерживающему меня на всех этапах создания книги
Росе
Моей подруге, нарисовавшей обложку к книге
Насте Черкасовой
Мне очень важно получать дозу дофамина, ведь у меня достаточно сложная работа. Я патологоанатом. Я был в 6 классе, когда нам в школе задали подготовить проект на тему: «Кем я хочу стать, когда вырасту?». Современные подростки бы завозмущались: «нам в 8 классе предлагают определиться с профилем будущей профессии, как мы должны это делать, если мы еще не можем идентифицировать себя как личность, если мы еще дети?!». Хха, ну, мы же как-то смогли. Я мечтал стать врачом с тех пор, как в 6 лет мне подарили энциклопедию по медицине. Зачитывал от корки до корки. Но я все никак не мог определиться, каким врачом я хочу быть. Педиатр? – не, дети меня не привлекали еще с тех пор, как я сам был ребенком. Может, стоматолог? – прибыльно, но отец застращал, что не смогу поступить в ведущий вуз на стомат и останусь ни с чем. И знаете, что? Пришел к ответу, когда вдруг задумался – а на каком направлении мне меньше всего будут жаловаться пациенты? Ну и вот так вот, товарищ.
Я благополучно отучился, после чего меня определили на работу в отделение полиции, что-то близкое к судмедэксперту. Я еще часто менял места работы, потому что коллектив не мог привыкнуть к некоторым моим странностям. Но знаете, каждое место моей новой работы было ничуть не лучше старого: с каждом разом все больший и больший клоповник…
Всякие мне трупы попадались, я вам так скажу, – и жертвы домашнего насилия, о котором наша страна благополучно пытается не думать; и жертвы бандитских группировок; и жертвы тщательно спланированного убийства. Везде одни жертвы, жертвы, жертвы…Зато теперь я могу смотреть на это все спокойно и без рвотных позывов. Хороший навык, я так думаю.
Вообще, я в своем деле мастак. Вы когда-нибудь присутствовали на вскрытии? Зрелище не для слабонервных, согласен. Но одно дело быть наблюдателем, а совсем другое – творцом!
Принято, что у каждого патологоанатома должен быть слуга. Это такой человек, который поможет приготовить место работы, выпотрошить внутренние органы, а потом убрать весь этот чертов срачельник, просто вылизать до белизны больничных стен. У меня такого нет. Проблема не в том, что я не умею работать в паре – это люди не умеют работать в паре со мной. Признаю, я иногда позволяю себе вольности по типу похабной шутки или руки под сарафан, но…Когда проводишь время среди безликого и уже бездушного хлама хочется почувствовать руками пульсацию живой плоти. Хоть иногда…
Поэтому я работаю один. Меня уволили с моего прошлого места работы за многочисленные домогательства к сотрудницам и сотрудникам, но почему-то новое начальство не обратило на это внимания и без проблем взяло меня. Возможно, дело в том, что место моей работы – тот еще притон ангелов и не удивительно, что они собирают тут всякий сброд.
После того, как тело доставили, его надо обязательно сфотографировать. Знаете, берешь в руки фотоаппарат – и сразу чувствуешь себя хозяином. Этот фотоаппарат подключен только к моему компьютеру, поэтому я могу практиковаться в искусстве фотографии сколько и как мне хочется. Мы в ответе за подарок, который дарим кому-то – так пусть же человек, который однажды подарил мне фотоаппарат, задумается об этом и, возможно, в параллельной вселенной с другим мной и другим фотографом этого уже не произойдет. Думаю, парочка трупов будут счастливы, что перед погребением их не осквернила вспышка моего фотоаппарата.
Вы, наверное, думаете, что я конченый псих?
Я не хочу как Набоков страниц 15 исписывать описанием персикового пушка у девушек между лопатками. Свое сокровище я храню внутри себя. Если ты всем будешь говорить о том, что тебе нравится – тебя начнут осуждать, ведь ты не такой как все. Хотя ведь все мы извращенцы…Да-да, можете даже не спорить! Каждый из нас, и не единожды, думал о друге своем ближнем в этом ключе. Те, кто принимает обет безбрачия или идет в монастырь, еще больше ведь думают о том, что потеряли. Чем более чистыми мы хотим показаться, тем больше грязи на нас увидят другие.
Вот вы меня осуждаете? Да? А если я спрошу об этом глядя Вам в глаза? Молчите. Ну вот и правильно.
Ладно, я что-то отошел от темы.
На самом деле, я не резонер. Просто тяжело спокойно и монотонно говорить на одну тему. Рассказывая о чем-то, сразу вспоминаешь какие-то еще события, и еще, и еще…И хочется все рассказать. Во мне слишком много нерассказанных историй, которые каждую ночь давят на меня своей тяжесть. Говорить с людьми очень важно. Знаете, а я ведь никогда так долго не говорил с людьми. Бывает, сядешь к кому-то в школе за один стол, начнешь что-то очень смешное рассказывать, а на тебя так смотрят по-злому, как будто бы ты и не человек вовсе. Дети ведь самые жестокие создания. Если вы и считаете их цветами, хотя бы уточняйте, что это за цветы, а то мало ли, какие-нибудь диффенбахия или олеандр.
И ведь с детства это идет, понимаете? Хочется кому-нибудь рассказать, что внутри, и каждый раз кажется, что сейчас тебя за это поведут за угол и изобьют так, что говорить больше не то, чтобы не захочешь, а больше и не сможешь. Никогда. Так ведь и было со мной. Все 11 лет школьной жизни я ни с кем в классе и не разговаривал даже. И ведь я их и не трогал даже, а все равно травлям с их стороны подвергался! В классе 10 или 11 я уже хотел покончить с этим раз и навсегда, наложив руки, но сестра сказала, что школа – это ведь как мыльный пузырь, выпустишься, и никогда не вспомнишь. Да…Жаль только, что в моей жизни ситуация из школы продолжается до сих пор, и уже сейчас, в осознанном возрасте я, порой, боюсь, что меня в туалете головой в унитаз мокнуть могут. Поэтому я никогда не хожу в туалет в общественных местах, такой у меня принцип. Из безопасности и любви к себе, знаете ли.
