Его снова убили. В который раз. Он сбился уже со счета, да и это было неважно. Группа уже была далеко. А он лежал на дне воронки, судорожно прислушиваясь к приближающейся чужой речи.
–– Hans, hast du gesehen, wo er fiel?1
–– Schauen sie auf der rechten seite, Friedrich.2
Он знал немецкий практически в совершенстве. Как и любой другой язык, он понимал его без перевода. С этим проблем не было. Больше его волновали четыре свежие дырки на недавно полученном маскхалате. Комбат самолично ездил в штаб и выбивал абсолютно новенькие, еще пахнущие нафталином, разрисованные под осень маскхалаты. Осень была хороша. Лето очень неохотно уступало свое время. Листья кое-где уже опали и рассказывали под ногами свои шуршащие истории. Днем солнце выходило ненадолго из-за все чаще и чаще появляющихся туч, но, как и летом, светило щедро и ярко. Он лежал на уже остывшей земле и смотрел в полное звезд небо. И думал, что теперь скажет Вареньке, которая в очередной раз выдавала ему новую форму с таким видом, будто отдает последнее, что у нее есть. Кожа затянулась сразу, как только он вытащил пули, а вот дырки в одежде так не умели.
–– Hans…
Нож вошел в горло по самую рукоятку. Немец не успел больше ничего сказать и, хрипя, повалился на землю. Скатился в воронку, да так и затих, не издав больше ни звука. Лейтенант Андрей Ветров аккуратно вынул нож, развернув немца к себе спиной. Фонтан был небольшим, но зачем пачкаться в чужой крови, тем более, если на тебе нет ни одной раны, а комбез и так немного окровавлен? Ноздри Андрея раздулись, он уловил запах спиртного в крови этого Фридриха.
–– Алкоголь укорачивает жизнь, – назидательно прошептал Андрей и вытер нож об одежду немчуры.
–– Frederick, Frederick, wo bist du?3
Голос потерявшего своего товарища немца, зазвучал совсем рядом. Андрей приготовился. Ночь, как на зло, была лунная. Даже фонарик, которым «фриц» светил себе под ноги, был не нужен. Но слишком уж правильная и воспитанная нация эти немцы. В атаку – так при параде, отдыхать – так с музыкой и шнапсом. Андрей лег на землю и замер. Лишь нож, зажатый в руке, блестел в сиянии луны.
–– Frederick, bist du?4 – Успел произнести второй представитель этой культурной нации, и, хватаясь за горло двумя руками, упал рядом с товарищем.
–– Здесь он, здесь, – ответил он обезумевшему немцу. – Надеюсь, хоть ты не пьющий, – прошептал Андрей, вытаскивая нож из горла следующего немца. Тот еще хрипел. Он был совсем молодой, лет восемнадцать-двадцать. Андрей принюхался, повел носом, и припал ртом к шее, из которой щедро хлестала теплая алая струя…
Он догнал их быстро. Они шли тяжело. Четверо теней в масхалатах. Даже не шли, передвигались. Медленно и бесшумно, научились все-таки, чертяки. Двое тащили «языка», жирного немца с кляпом во рту и в нижнем белье, уже грязном от такой замечательной осени. А ефрейтор Джугашвили тянул на себе щупленького Афанасьева, который, кажется, был без сознания. «Слава Богу, хоть не наоборот», – подумал про себя Андрей, – «И Джугашвили, и «языка» без меня они бы не дотащили». Серой незаметной тенью он появился возле своего небольшого отряда, и, не говоря ни слова, забрал Афанасьева себе на спину.
–– Атарвался, дарагой? – шепотом спросил грузин.
–– Нет, убили, – так же шепотом ответил Андрей и улыбнулся.
Грузин улыбнулся в ответ и поспешил сменить кого-то из тех, кто тащил немца. Освободившимся оказался сержант Александр Онопко, 1924 г. рождения, уроженец Полтавской области, комсомолец, не женат, семья погибла во время эвакуации на поезде. Он подошел к командиру и улыбнулся.
–– Ну и везучий же Вы, товарищ лейтенант. Столько раз с Вами хожу, ни одной царапины.
–– Сплюнь, Онопко. – Андрей кивнул на свою ношу. – Что с ним?
–– Не знаю, две пули вошло в живот, мы не трогали ничего, кровь попытались остановить и побежали. Времени-то особо не было разбираться.
–– Ясно. – Андрей посмотрел на край неба. – Светать скоро будет, надо прибавить.
–– Так точно, товарищ лейтенант. – Онопко козырнул и побежал вперед передавать приказ командира…
Они сидели за большим деревянным столом и ждали ужин. Ефрейтор Джугашвили, сержант Онопко и младший лейтенант Смирнов. Афанасьева еще ранним утром увезли в госпиталь. Врач, который за ним приехал, осмотрел раны, поцокал языком, покачал головой, и ничего не сказав, уехал с Афанасьевым в госпиталь. Командира они не видели целый день. Но к этому уже привыкли. Они все обычно днем отсыпались, и собирались лишь к вечеру. Даже тренировки и обсуждения новых заданий проходили после заката. Это было правилом. Сержант Онопко поначалу не понимал, почему так, пытался что-то спросить у Смирнова, но получив пару раз исчерпывающий ответ, типа : «Не твое дело, подрастешь – узнаешь!», больше не лез с глупыми вопросами.
–– Товарищ, младший лейтенант, Вы же не первый месяц с нашим командиром ходите за линию фронта. О нем уже легенды ходят по всему 2-му Белорусскому, я так рад, что меня к вам назначили…
