Одна медицина. Как понимание жизни животных помогает лечить человеческие заболевания

– Люди довольно часто разговаривают с животными, – сказал Пух.

– Да, но…

– Но гораздо реже слушают их, – добавил он. – Вот в чем загвоздка.

Бенджамен Хофф. Дао Винни-Пуха

ONE MEDICINE

How Kissing a Frog Can Save Your Life by Matt Morgan

Copyright © Matt Morgan, 2023

© Ляшенко О.А., перевод на русский язык, 2023

© Гусарев К.С., художественное оформление, 2023

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

В целях конфиденциальности мне пришлось изменить ряд сведений о пациентах. Относительно особых случаев, когда личность человека можно установить по запоминающимся и необычным деталям, я запросил согласие пациентов или их родственников на то, чтобы поделиться с читателем такими историями. Хотя все клинические случаи, описанные в этой книге, происходили в реальной жизни, автор оставил за собой право менять имена и подробности, «сжимать» отдельные события и по‑своему воссоздавать диалоги. Мне было важно включить только те факты, которые я считаю правдивыми, однако второстепенную информацию, предоставленную коллегами, родственниками или друзьями, специально я не проверял.

Все началось с того, что Барри подавился на дружеской встрече. У него произошла остановка сердца, после того как кусочек овсяного печенья вместо желудка попал ему в легкие. В итоге он оказался в моем отделении реанимации и интенсивной терапии (ОРИТ). Тем утром я чудом избежал такой же участи. Стоял необычайно жаркий для Уэльса летний день, и я вдохнул бесчисленное количество мух, пока вдоль реки ехал на велосипеде на работу. Если бы в меня по дороге врезалась пчела, я бы тоже был вынужден бороться за жизнь.

Пока мы пытались спасти Барри, мимо больничного окна пролетела стая птиц. «Почему они не гибнут?» – мелькнуло у меня в голове. Да, птицы не отличаются особой любовью к печенью, но во время полета они постоянно вдыхают то, что может закупорить их дыхательные пути. Как же они выживают? Я всерьез задумался над этим вопросом. Вот так и родилась моя одержимость идеей, что животные могут чему‑то научить человека в области медицины.

Барри выжил, как и мой интерес к этой теме. Вопросы начали роиться в моем мозге. Каждый день в своем отделении я встречал людей на пороге жизни и смерти. Теперь, когда я пытался диагностировать заболевание и подобрать подходящие лекарства, я думал о животных. Как дышит жираф и каким образом знания об этом могут помочь нам в лечении астмы? Почему у самок кенгуру три влагалища и какую пользу это может принести парам, проходящим процедуру ЭКО? Почему детеныши коалы едят материнские фекалии и стоит ли мне кормить так собственных детей? Как муравей способен остановить пандемию? Это странно? Да, возможно. Но механизмы, созданные природой миллионы лет назад, не должны казаться слишком экстраординарными решениями проблем двадцать первого века.

Так начались мои поиски. Мне предстояло углубиться в тайны многовековых отношений между людьми и животными. Побывать в далеких краях и местах, которые всегда были у меня под носом и которых я в упор не замечал. Мое путешествие бесцеремонно прервет пандемия коронавируса, и это еще сильнее утвердит меня в мысли, что методы лечения человека и животных имеют много общего. Что нам нужна одна медицина.

Разве можно начать подобное приключение с чего‑то лучшего, чем с первоисточника, поведавшего нам об общем предке, – с работы Чарльза Дарвина? Его плавание на корабле «Бигль» потрясло медицину, науку и саму жизнь. Купив билеты, собрав чемоданы и забыв о своем страхе открытой воды, я приготовился покорять Галапагосские острова[1], чтобы увидеть 200‑летних черепах, которые могли бы рассказать что‑то важное о старении, и морских игуан, готовых содействовать спасению тонущих детей. В марте 2020 года, с паспортом в сумке и надеждой в кармане, я приготовился к путешествию. А потом…

Я должен был находиться за тысячи километров, на Галапагосских островах, и под эквадорским солнцем идти по стопам Дарвина. Вместо этого я оказался под землей, в непроглядной тьме уэльской пещеры вместе с мужчиной по имени Джордж. У Джорджа была такая же густая борода, как у Дарвина, и он тоже умел заглядывать в далекое прошлое.

Грубое вторжение COVID-19 за неделю до начала моего путешествия украло повседневную жизнь у миллионов людей, включая меня самого. Следующие два года коллег‑реаниматологов, надрывавших спины в «шахтах» медицины, поглотит мгла пандемии. Наши лица покроются пылью смерти.

Когда поездка сорвалась, а в ежедневнике появилось множество дополнительных ночных смен, я обменял авиабилеты на экскурсию по подземной пещере, расположенной всего в нескольких километрах от родительского дома в Южном Уэльсе. В свете фонарика мои ноги коснулись земли в том месте, где 20 тысяч лет назад уже стоял другой человек. Наш дальний родственник протянул руку и куском кремния нацарапал на стене пещеры нечто важное. Нечто, о чем он хотел сообщить миру. Нечто, имевшее для него значение. Изображение животного.

Теперь, 20 тысяч лет спустя, в разгар пандемии, вызванной непростыми отношениями людей и животных, я стоял на том же месте и глядел на тот же рисунок. Прекрасный северный олень с гигантскими рогами – наскальный рисунок где‑то в глубине изрезанной береговой линии Уэльса. Это был один из древнейших образцов наскальной живописи в мире, обнаруженный моим гидом, археологом Джорджем Нэшем. Он сказал, что художник, вероятно, ребенок, нарисовавший оленя правой рукой, хорошо понимал животных, рядом с которыми он жил.