Однокоренные люди. Лирика

Однокоренные люди. Лирика
О книге

Лирическое повествование о современном мире и современных людях. Книга очень чувственная, эмоциональная, душевная, фольклорно-лирическая. Любовь к людям, к каждому человеку, к природе – это Русь в её изначалии и совершенстве.

Читать Однокоренные люди. Лирика онлайн беплатно


Шрифт
Интервал

© Светлана Леонтьева, 2024


ISBN 978-5-0062-7988-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ПОЛЕ СПАСА РУССКОГО

***

Мне, гадкому утёнку в детстве,

понятны все превратности пути:

и клювы острые, и стрессы, лиходейство,

подставы и предательство!

Вкатить

и я могла мальчишке прямо в печень —

драчунья и кусака. А ещё

могла я заступиться, «если чё»

за слабых первоклашек-человечек!

Мне, гадкому утёнку, в стае из

дворовых девочек и местных хулиганов

бывало горько. Помню, на карниз

однажды встала! Если бы ни мама

и если б не спасительный отец!

Я выросла. Хранил меня боец —

мой ангел, серафим, шальная птица.

И я была, как в поле, единица!

Что дальше было? Техникум и ВУЗ

и сурдопереводчиц древний курс,

и первое замужество на сдачу.


И я рожала маленьких детей

без обезболивания, тогда, поверь,

что кроме анальгина и в придачу

увещеваний: «Милая, терпи!»

нам, женщинам, ничто не доставалось!

Так в девяностые рожали мы, в горсти

сжимая простынь и впадая в ярость.

Но я горжусь, что не орала я,

не плакала я и не материлась.

Во мне священное из крови и нытья,

во мне утробное из звёзд, любви, житья!

Поэтому – жила во мне терпимость…


Не надо говорить – се есмь враньё! —

Леонтьева, как оборотень, вруша.

Нет, я, как бабка! Это есть моё!

Варила, шила и ждала я мужа.

А после дочь из школы я ждала,

а после сына я ждала влюблённо!


Не надо делать из меня орла.

Не надо делать из меня ворону.

Лернейску идру, чудище обло,

слониху, черепаху, волколака.


Из гадкого утёнка всем назло

выпархивает лебедь лишь, однако!


***

Не гляди на мои локоны, крашеные губы,

каблуки двенадцать сантиметров, юбку «до самого».

Такие, как я, лишь на расстоянии любы,

а в душе у меня – зверьё полосатое!


Издали идёшь и думаешь:

у неё там по венам берёзки кудрявые,

у неё там по косточкам текут птицы рунные,

у неё там, в животе семиструны с октавами!


Что она такая шёлковая, плюшевая да круглая

для любви красно-дневной,

для песенок рыцарских.

А у меня давно по венам берёзы обуглились,

а у меня давно разногласия с птицами.


У меня давно ворон ворону глаз повыклевал,

у меня давно вор у вора украл (вор ты, деточка!),

и не кукла я та, что шитая лыками,

я – боец, а не тонкая веточка!


Я сама вам спою неубитою родиной,

я сама вам станцую Хака перед битвою.

Не нужна мне поддержка, сама по сугробам я,

и сама по горе: пятки сбитые


до кровавых мозолей. А парни-то, парни-то

стали женоподобными – в шёлковых плащиках.

Вот поэтому женщинам-воинам надобно

собирать рать, в сраженье идти против нациков!


Я таскала мешки да кули, доски, брёвна ли,

оттого ноги точит мои артропластика!

Но не Сонечка я – груда розовых слоников,

мне Алёнушка ближе, что Арзамасская!


Мне сражаться лишь с теми, кто равен по матрице,

ах ты холм, ах ты сопка, крутой берег капища.

Выхожу – туфли красные, красное платьице.

Мой исток внутри сердца.

Он матричный!


***

Двадцать первый наш век – Бородинское поле,

обойти невозможно. И не обойти.

Эй, вставай, поднимайся, ешь хлеб и пуд соли,

богатырь – русский воин, иначе кранты!


Ястреб-жизнь, речка Стикс, этот смертный журавлик,

помни то, что ты – поле, и ты здесь стоишь.

И ты будешь стоять, хоть и крылья оплавишь,

и ни шагу назад за Урал и Иртыш.


Опираясь на стержень, на ось, взмоет «мавик»,

всё, что к полю пристрочено, это – твоё!

ястреб-жизнь, речка Стикс, этот смертный журавлик,

всё, что связано родиной – есмь Житие.


И пока живы мы – Нестор жив, мних кудлатый.

Пушкин жив и Булгаков, и Грек Феофан,

и Мария Ивановна в петельке мятой,

и Каренина Анна – в надрыв, между шпал,

и вот это – «я – Ксения стала Андреем!»,

Ярославна рыдает на взгорье-стене.

Супротив врагов поле, как смерть красным рдеет,

терпко жжёт да болит, крепко ранит в стерне.


Похороним врагов – у нас несть подземелья,

для холмов, означающих – прочь с наших пашен!

Для курганов, кричащих – идите отсель вы,

Бородинское поле – защитное наше

по итогу побед, где дорога да синь,

по итогу экзистенциальности Бога.


Бородинское поле – его не сносить,

это вам не пальто, это вечная тога,

это бронник и каска, и танк, щит и меч,

это Брестская Крепость и Кремль, и Иссакий!

Я не знаю, как вам, мне почётно здесь лечь

и уже никогда не иссякнуть!

ЦАРСКАЯ БАЛЛАДА

Походная жена, чухонская царица, золушка…

Страной столетье правил женский пол!

То немку, то датчанку брали в жёнушки

цари великие. У каждого камзол

расшит сребром да златом первой пробы.

С чего бы так? А как ещё Европу

нам приручить? Через любовь, постель,

так спит земля с землёй иных земель.


И Змий, и яблоко в одних руках царёвых.

В Исаакиевском храме пели так,

как будто бы не горлом, пели – кровью,

цари датчанок, немок на руках

несли в альков. Их клали на постели,

любили, обладали и потели,

их целовали, нежили впотьмах.


А что сейчас мешает целоваться,

любить и обнажать сих жён, баб, девок

под музыку, под стон, под вопль вибраций?

Пусть женится вся свита! Было б дело!


И корни древа родословного втекали,

простите мне, вовнутрь – в такие дали

аж до Китая…


Особенно мне жалко Лизавету

Петровну: как она мечтала

о Карле (род Гольштейна), в быте – Петя,

но умер он от оспы, шведский малый.

София Федерика Ангальт Цербская

приехала в Россию с дипломатией,

учила русский барышня немецкая,

пока жених играл её в солдатики.



Вам будет интересно