Либби поднимает с коврика письмо и вертит его в руках. Это явно что-то официальное: конверт кремового цвета, из плотной дорогой бумаги, внутри прощупывается слой папиросной. Почтовый штемпель гласит: «Адвокаты Смиткин, Радд и Ройл, Челси-Мэнор-стрит, Юго-Западный Лондон».
Либби относит письмо на кухню и кладет его на стол, затем наполняет чайник и опускает в кружку чайный пакетик. Она почти уверена, что именно содержится в этом конверте. В прошлом месяце ей исполнилось двадцать пять. Она подсознательно ждала, когда оно придет. И вот теперь письмо здесь, и она не уверена, что найдет в себе силы открыть его.
Она поднимает трубку и звонит матери.
– Мам, – говорит она. – Оно пришло. Письмо от попечителей.
Она слышит молчание на другом конце линии. Она представляет себе мать на ее кухне, за тысячу миль, в Дении[1]: девственно белая мебель, ярко-зеленая кухонная утварь, раздвижные стеклянные двери, выходящие на небольшую террасу с видом на далекое Средиземное море. Вот она стоит, прижимая к уху телефон в поблескивающем стразами корпусе, который она называет своей дорогой побрякушкой.
– Да, – говорит она. – Понятно. Господи. Ты уже открыла его?
– Нет. Еще нет. Сначала я выпью чашку чая.
– Понятно, – повторяет она и тут же добавляет: – Мне оставаться на линии? Подождать, пока ты его вскроешь?
– Да, оставайся, – говорит Либби. – Пожалуйста.
У нее слегка перехватывает дыхание. Такое иногда случается с ней, когда на работе она собирается сделать презентацию продаж, или как если бы она только что выпила крепкого кофе. Она вытаскивает чайный пакетик из кружки и садится. Пальцы машинально поглаживают угол конверта. Она вздыхает.
– Хорошо, – сообщает она матери. – Я вскрываю его. Причем прямо сейчас.
Мать знает, что в этом конверте. Или, по крайней мере, у нее есть догадка, хотя ей никогда не сообщали официально, что это. Как она всегда говорила, это может быть чайник и купюра в десять фунтов.
Либби прочищает горло и, проведя пальцем под клапаном конверта, вытаскивает лист толстой кремовой бумаги и быстро пробегает глазами текст:
«Кому: Мисс Либби Луизе Джонс.
Как доверительный собственник недвижимого имущества Генри и Мартины Лэм, зарегистрированного 12 июля 1977 года, я готов передать его вам, как то записано в приложении к настоящему документу…»
Она откладывает сопроводительное письмо и вытаскивает сопутствующие документы.
– Ну что там? – спрашивает мать, затаив дыхание.
– Еще читаю, – говорит Либби в трубку.
Она скользит глазами по строчкам, и ее взгляд привлекает название объекта. Дом номер шестнадцать, Чейн-Уолк, Юго-Западный Лондон. Скорее всего, это дом ее ныне покойных биологических родителей. Они жили в нем на тот момент, когда умерли. Ей известно, что это в Челси. А также что это был большой дом. Она привыкла думать, что его давно уже нет. Что он заколочен досками. Продан. До нее доходит, что именно она только что прочла, и у нее перехватывает дыхание.
– Э-э-э… – произносит она.
– Что такое?
– Похоже, что… Нет, этого просто не может быть!
– Что?!
– Дом. Они оставили мне дом.
– Дом в Челси?
– Да, – говорит она.
– Весь дом?
– Похоже на то. Вот сопроводительное письмо, и в нем говорится что-то про то, что никто из других законных наследников не дал о себе знать. – Либби пытается переварить эту новость и не может.
– О господи. Я хочу сказать, он стоит никак не меньше…
Либби надрывно вздыхает и смотрит на потолок.
– Это наверняка ошибка, – говорит она. – Этого просто не может быть.
– Сходи и проконсультируйся с адвокатами, – говорит мать. – Позвони им. Запишись на прием. Убедись, что это не ошибка.
– Но что, если это действительно не ошибка? Что, если это правда?
– В таком случае, мой ангел, – говорит мать, и Либби на расстоянии многих миль слышит ее улыбку, – ты будешь очень богатой женщиной.
