Осеннею порою, ранним вечером, прикрывшись зонтом от моросящего дождя, по усыпанной опавшими листьями аллее медленно шел человек. Где-то смеялись дети, неподалеку на скамейке, глухие к капризам погоды, целовались влюбленные. Чуть в стороне то и дело проносились по дороге машины, взметая грязную водяную пыль. Город жил своей жизнью, и только неторопливо идущему человеку все это было безразлично. Сжимая зонт, он думал о том, насколько все в его жизни серо и уныло…
Перейдя улицу, он пошел по тротуару. Туфли противно стучали по фигурным плиткам ‒ ну почему они так громыхают? Вздохнув, потянулся за сигаретами. Да, верно, обещал бросить. Но идет оно все к дьяволу…
Закурив, медленно пошел дальше.
‒ Илья!
Повернулся на голос. Ну надо же, Ольга!
‒ Привет! ‒ поздоровался он, шагнув навстречу девушке.
За прошедшие семь лет она здорово похорошела. Стройная фигура, светлый взгляд. Минимум косметики на лице ‒ она всегда говорила, что краска должна быть на холсте, а не на роже. В модной курточке и джинсах, в ярком малиновом берете, с цветным зонтиком в руках, она выглядела просто замечательно.
‒ Здравствуй! ‒ на губах Ольги играла улыбка. ‒ А я смотрю, ты или не ты? Куда идешь?
‒ Так, гуляю… ‒ соврал он, уже понимая, что она тоже идет в художественный салон.
За этот месяц ему не удалось продать ни одной картины. Деньги давно кончились, жил в долг. Звонить без конца в салон, узнавая, продали что-нибудь или нет, было уже стыдно. Поэтому время от времени просто наведывался туда ‒ и каждый раз убеждался, что его картины по-прежнему висят на своих местах. Шел и сегодня, заранее зная, что это бесполезно.
‒ А я в «Художник», ‒ сказала Ольга, снова блеснув белозубой улыбкой. Раньше у нее была щелка между передними зубами, теперь она исчезла. ‒ Сто лет там не была ‒ я только на прошлой неделе приехала. Не хочешь зайти?
‒ Давай зайдем, ‒ согласился Илья, размышляя о том, узнает ли она его картины? Наверняка узнает. Ну и черт с ней…
Пока шли к магазину, Ольга не переставала говорить ‒ она и раньше была болтушкой. Выяснилось, что все эти годы она жила в Германии, в Дрездене. Сначала ничего не получалось, но потом как-то все пошло, ее работы начали пользоваться спросом. В итоге смогла кое-что скопить ‒ этого хватило, чтобы купить неплохую квартирку.
‒ В Дрездене? ‒ сухо спросил Илья, невольно чувствуя зависть и ужасаясь этому чувству.
‒ Ну что ты! ‒ прыснула Ольга. ‒ Здесь, на Кутузовском. Взяла «двушку». Только ремонт теперь делать надо, и мебель покупать ‒ у меня ж ничего нет.
‒ Понятно… ‒ Илья с трудом удержался от вздоха. ‒ А почему там не осталась?
‒ А ну их к лешему… ‒ отмахнулась Ольга и снова улыбнулась. ‒ Не нравится мне там. Люди совсем другие, да и шпрехать по-ихнему я так и не научилась. Я ж английский учила, а уехать в Англию или Штаты тогда так и не получилось. А теперь уже и сама не хочу. У нас лучше.
‒ Думаешь, здесь что-нибудь получится? ‒ довольно холодно спросил он. Просто никогда не жаловал ее работы, хотя и признавал, что они талантливы.
‒ Обязательно, ‒ заверила Ольга. ‒ Вот увидишь. Ну а ты как?
‒ Потихоньку, ‒ ответил он, вымученно улыбнувшись. ‒ Ты не замужем?
‒ Нет, ‒ покачала головой Ольга. ‒ Хотя предлагал один в Германии. Могла бы сразу стать миллионершей. Но уж больно скучно. Да и какая из меня фрау? Смотри-ка, открыто!
‒ Они до семи работают.
Илья сложил зонтик, кинул в урну окурок и открыл перед девушкой дверь.
В магазине было тихо и тепло. Едва войдя, скользнул взглядом по стенам ‒ висят… В душе заскреблась обида ‒ это действительно было несправедливо.
‒ Люблю этот запах! ‒ Ольга демонстративно втянула носом воздух, посмотрела на Илью и тихо засмеялась. ‒ Ну, ты чего такой мрачный?
‒ Я всегда такой… ‒ отмахнулся он, снова выдавив улыбку. Сейчас его волновало другое: у кого перехватить денег? За квартиру уже три месяца не плачено, давно пора вернуть долг Максиму. Попросить у Ольги? Нет, ни за что. Просто стыдно ‒ за свою беспомощность, свою несостоятельность. Свое неумение вписаться в новый век. А ведь люди вписываются. Выставки у них, и картины нарасхват ‒ взять хоть того же Брюлика. Ведь чушь пишет, китч. А покупают.
Снова посмотрел на одну из своих картин. Затем перевел взгляд на соседнюю ‒ в прошлый раз ее здесь не было. И чем больше смотрел, тем тоскливее становилось на душе.
Эту картину писал Художник. Настоящий, с большой буквы. Отличная техника. Илья понимал, что придраться просто не к чему. Но кроме техники было и что-то еще. Была душа, было что-то, притягивающее взгляд. На картину хотелось смотреть и смотреть. И сюжет вроде бы не ахти какой ‒ лесное озеро. Темная вода с белыми пятнами кувшинок, березы по берегам. Зелень трав. Обычный, сотни раз обыгранный сюжет. А картина смотрится, она живая. Посмотрел на свою ‒ на душе стало еще гаже.
На его картине был изображен букет роз в роскошной лепной вазе. Хорошо написано, технично. И рама красивая ‒ на заказ делали. Илья очень надеялся, что эту картину возьмут для какого-нибудь офиса. Все сделано на высшем уровне, и, тем не менее, Илья ощущал, как от картины веет мертвечиной. Нет в ней жизни, пустая она. Лубочная картинка. Хоть в золотую раму вставь ‒ ничего не поможет.
