1. Глава 1
— Лен, прости, что так вышло, — Женя делает шаг ближе, но я выставляю перед собой руки, защищаясь. Он морщится, когда я всхлипываю и стираю слезы, катящиеся по щекам. Отворачиваюсь, потому что не могу его видеть. Не хочу. Мне бы в одиночестве побыть да прореветься от души, потому что боль жжет в груди.
Я же влюбилась. По-настоящему. Как дурочка. До сумасшествия, ранних подъемов, чтобы готовить завтраки, и до хруста в грудной клетке. Родин меня ломает своими словами.
— Ты целый месяц от меня к ней бегал. Зачем тогда вообще продолжал встречаться? — спрашиваю, искренне не понимая, как можно было бросать меня в одиночестве и мчаться к другой женщине, которая ждала его и не понимала, что ее тоже дурачат.
— Да а как, блядь, тебя можно было бросить, скажи? — в отражении оконного стекла вижу, как он трет кулаком скулу и морщится, задевая свежую ссадину и стремительно становящийся фиолетовым синяк. — Я же не знал, что она забеременела. Мы расстались четыре месяца назад, я перевелся, потом с тобой отношения начались. — Всхлипываю. Не могу всю злость сконцентрировать только на Родине, потому что слишком много обстоятельств примешивается к нашему расставанию, уродливому и неправильному. — Она не объявлялась четыре месяца, а потом все же решила рассказать. От нее родители отвернулись из-за того, что она ребенка моего под сердцем носит, не могу я ее оставить, пойми.
Обида заливает ледяной водой. Еще чуть-чуть, и замерзнет к чертям, придавив тяжеленной ледяной глыбой. Родин ее любит. «И все время любил», — поддакивает внутренний голос, окончательно меня добивая. И пока я сердце свое открывала, он о другой грезил. Завыть бы от бессилия, но я только руками плечи обхватываю и дышу глубже, потому что с Женей надо точку поставить.
— Уходи, — хочется кричать, но из горла рвутся только сдавленные хрипы. Потому что меня душит сука-любовь. Она безжалостная дрянь, которая хладнокровно лишает жизни, отбирая самое дорогое.
— Лен… — обреченно-тихое. Родин тянет ко мне руку, а я от нее, как от огня, отскакиваю. Ладони к груди прижимаю и испуганно головой качаю.
— Просто уходи, Жень, — губы дрожат. Кусаю их, чтобы не разреветься. Глаза шире распахиваю, собирая слезы и не позволяя им скатиться по щекам. Потому что тогда окончательно растопчу саму себя в глазах Родина. — Пожалуйста. Ты уже все сказал. Хватит, — я больше не прошу — молю. Заклинаю его навсегда уйти из моей квартиры, потому что силы на пределе. Терпение на пределе. Я на пределе.
— Прости, что так вышло, — контрольный в голову, и за Женей наконец закрывается дверь, а я медленно оседаю на пол, позволяя истерике взять верх.
Слезы жгут, ладони уже мокрые, и я просто утыкаюсь лбом в колени. Вою так громко, что, кажется, соседи сбегутся. Но мне больно, моя душа на части разлетелась, сердце с грохотом разбилось, и его уже не собрать.
Меня бросает в дрожь. Поджимаю босые пальцы на ногах. Они ледяные. Я вся замерзаю, превращаясь в ледышку. Волосы на себе рвать охота. Орать, пока голос не сядет, только бы от боли избавиться.
Больше себя не контролирую. Меня топит. В слезах, в отчаянии, в правде. В бездушном откровении. Оно меня сломало. Четвертовало и бросило доживать кое-как.
Так больно быть не может. Это гребаная несправедливость.
Почему я? Почему меня можно бросать? Почему можно уходить и выбирать бывшую? Почему мною можно было пользоваться, а потом… Оставить.
Потому что я не она. Потому что сама провалилась в отношения, потонув в них. Потому что Родин достаточно благородный, чтобы вернуться к забеременевшей от него бывшей, растоптав чувства нынешней.
Навзрыд. На разрыв. До опустошения.
Пока не отболит. Пока не утихнет. Я не заслужила подобного. Всю себя отдала, но… Рычу, в агонии задыхаюсь. Мука мерзкими лианами запястья и грудную клетку стягивает. Мне не хватает воздуха — безнадежность камнем на легкие давит.
Реву. Беззвучно плачу. Оставляю пепелище.
Он меня убил. Уничтожил, оставив после себя пепел. Я сгорела изнутри.
Истерика утихает. Медленно отступает. Сначала отпускает горло, и я жадно хватаю ртом кислород. Уже мелко подрагиваю от озноба, даже нахожу в себе силы встать и закрыться на все замки. Больше никого.
Одна.
Одинока.
2. Глава 2
В ванной не смотрю в зеркало. Открываю ледяную воду и подставляю ладони. Умываюсь. Взрослые девочки не могут позволить себе до рассвета истерить. Потому что утром на работу. Потому что нужно будет снова улыбаться и снова смотреть на Родина, делая вид, что я целая и невредимая. И потому что придется выглядеть ослепительно.
Редкие слезинки опаляют щеки. Тут же смахиваю их. Больше нельзя.
Стягиваю халат, надеваю атласную пижаму. Внешняя сексуальность прячет внутренний раздрай. Хотя бы в отражении не увижу боль, если не начну всматриваться в лицо.
Кухня. Вино. Бокал до дна.
Никак.
Только кислота любимого сухого. И горечь. Она на кончике языка и в душе. Расползается мерзко по всему организму и травит.
Наливаю еще один бокал и с ним иду на балкон. Здесь валяется пачка сигарет на экстренный случай. Самое время. В пачке не хватает одной сигареты. Усмехаюсь. Выкурила ее в первую нашу ссору с Родиным. Тогда мне казалось, что мир рушится. Сейчас я возвышаюсь на руинах с циничной усмешкой.
