Две лучины не могли проникнуть светом во все углы затхлой избы и высвечивали лишь дощатый стол с деревянными блюдами с остатками нехитрой скудной еды.
Трое казаков сидели на чурбанах и изредка перебрасывались скупыми словами, поглядывали друг на друга темными глазами – рассмотреть их в полумраке казалось невозможным.
Один из них спросил, не поднимая головы и медленно прожёвывая корку:
– Ты, Андрюха, тут уверял, что царевич Димитрий вышлет нам подмогу. Где она?
– Мог бы и что другое спросить, – буркнул в ответ атаман Корела, потянулся к кувшину и налил мутного самогона. – Мы тут сидим не одну неделю, а вестей от него нет. Так что мы с тобой, Ванька, знаем одинаково мало. А что прикажешь делать? Сдаться этому спесивому Шереметеву?
– Сказал ещё! – Вскинул голову третий сиделец и приподнял кружку, предлагая выпить ещё по одной. – Мы и так шуганули этого боярина с его войском придворной челяди!
– Слышь, что глаголет Федька? – кивнул Корела на говорившего и чокнулся с ним. Выпили, занюхали солёным огурцом и бросили в рты щепоть квашеной капусты. Подышали. – Мы давали присягу царевичу, так и держать будем. Москали не дюже драться с нами желают. Сами видели. А там царевич всё ж подумает о нас и пришлёт подмогу. Пока есть чем воевать.
– Вчерась разведка донесла, что сюды поспешает с войском Васька Бутурлин.
– Сам сказал, что никто охотно против нас не будет воевать, – заметил Корела, не подняв головы, отяжелевшей от выпитого зелья. – Зато любо глянуть, как наши бояре драпают от наших казачков, хы!
– Да уж больно пакостно сидеть тут без харча. И это пойло уже кончается, – кивнул Иван на кувшин.
– Вот это другое дело, друг. Без этого пойла что-то нет охоты и воевать, – Корела вздохнул, и было ясно, что он на самом деле сильно опечален этим. – Надо бы послать кого половчее за этим, – кивнул он на кувшин.
– Стоит ли из-за этого рисковать ребятушками? – несмело возразил Федька.
– Никто не откажется от такого набега, – усмехнулся Корела. – А не пора ли нам подремать, а то поутру опять со стрельцами сподобиться столкнуться.
– Надо кожи бычьи хорошенько промочить, тушить ядра зажигательные, – напомнил Ивашка без уверенности. Небось опять начнут зажигалки кидать в нашу крепостцу. Как бы вовсе не лишиться жилья.
– Распорядись с утра этим заняться, – поднял голову Корела. – Нам ещё долго тут сидеть, думаю.
* * *
Фёдор Шереметев в сильном упадке духа встретил царского стольника Василия Бутурлина со всем возможным почтением и радостью.
– Проклятые Кромы[1] с казаками у меня уже, как кость в горле! – боярин рубанул ладонью воздух. – Этот Корела только и знает, что дразнит наших доблестных воинов.
– Тогда чего ты, воевода, так ничего и не делаешь тут? – с неприязнью ответил стольник Бутурлин. – У тебя достаточно ратников, а ты сиднем тут сидишь и плачешься!
– Я посмотрю, как ты сам с этим городишком разберёшься. Моих людишек уже мало стало для серьёзного дела. Вот Мстиславский с воинством и артиллерией припрётся, тогда другое дело.
– Нет уж, боярин! – Бутурлин чуть не вскочил от ярости. – Сами должны с этим Корелой покончить. Государь наш Борис поручил это нам. Кромы не такая крепость, чтобы возле неё топтаться месяцами. Будем крушить частокол. А там легче станет.
– Думаю, воеводы, что сжечь крепость не представится трудным, – подал голос князь Димитрий Пожарский. – Дров тут достаточно.
– Рассчитываешь это устроить? – с подозрением спросил Шереметев. – Не уверен в успехе, бояре.
– Без этого трудно будет взять крепость, – не согласился Димитрий. – Беру это на себя, бояре. Более недели мне не понадобится времени.
– Ну смотри, князь, – вздохнул Фёдор. – Буду молиться за твой успех. Одначе без осадной артиллерии вряд ли можно изничтожить казаков, даже уничтожив крепость. Уж больно высоко она стоит, проклятая!
– Пока князь Димитрий будет готовить поджог, мы проведём ещё раз пробный штурм и поглядим, что из этого получится, – Бутурлин оглядел сподвижников.
– Только людишек потеряем, – пробурчал Шереметев. Его никто не поддержал, и Бутурлин наметил себе подготовить людей к послезавтра.
С утра пушки обрушили сотни ядер на крепость. Ни на валу, ни на частоколе казаков видно не было.
– Опять попрятались, проклятые холопы! – указал Шереметев на голые стены крепости, просматривающиеся через дым разрывов и снежную пыль.
– Так стоит двинуть полки, пользуясь их отсутствием, – вскинулся Бутурлин и осмотрел ряды стрельцов, готовых к наступлению.
– Казачки те уже зорко следят за нашими действиями, стольник, – ответил Шереметев. – А палят они знатно. Вся надежда на измор, – мрачно закончил воевода, в его голосе прозвучало раздражение.
– Ладно ныть, воевода, – не оборачиваясь молвил Бутурлин. – Двигаем полки. Пусть пушки пореже палят.
Прозвучали трубы, забили барабаны, и стрельцы неровными рядами двинулись к валу, таща тяжёлые лестницы и багры. Они с трудом ступали по вязкому рыхлому снегу, тяжело дыша и подбадривая себя матерщиной.
– Вот проклятые! – ругнулся Шереметев, указав нагайкой на стены. – Бабы опять наших дразнить начали! Шлюхи казацкие!