Ледяная весть
Солнце, словно уставшее от своей неустанной работы, лениво просачивалось сквозь бежевые жалюзи, оставляя на стенах кабинета доктора Грина широкие полосы тусклого света. Пылинки плясали в этих лучах, как крошечные балерины, беззаботно кружась в своем немом танце, в то время как в самой комнате царила гнетущая тишина, казавшаяся Эмили тяжелой и вязкой. Она сидела на жестком кресле, вцепившись пальцами в край своего бежевого платья, словно пытаясь зацепиться за что-то реальное в этом стремительно ускользающем мире. Сердце колотилось где-то в горле, словно птица, бьющаяся в клетке, а ладони вспотели, несмотря на прохладу кондиционера. Доктор Грин, мужчина лет пятидесяти, с аккуратной сединой в волосах и спокойным, располагающим лицом, сидел за своим большим деревянным столом. Обычно его глаза светились добротой, но сейчас в них затаилось что-то такое, чего Эмили никогда прежде не видела – смесь сожаления и беспомощности. Он только что закончил говорить, но слова, словно зловещие эхом, продолжали отдаваться в голове Эмили, размывая границы между реальностью и кошмаром.
– …прогрессирующая… неизлечимая… несколько месяцев, возможно, год, при благоприятном стечении обстоятельств… – Его голос, обычно тихий и успокаивающий, сейчас звучал глухо, словно доносился из-под толстого слоя воды.
Эмили смотрела на доктора, не видя его, словно он был за пеленой тумана. Все вокруг словно замедлилось, словно время решило поиграть с ней в жестокую игру, растягивая каждую секунду, наполняя ее ужасом. Каждое слово, как ледяная игла, вонзалось в ее сознание: неизлечимая, прогрессирующая, несколько месяцев. Это было не просто медицинское заключение, это был смертный приговор, вынесенный ей безжалостным судом судьбы. Мир вокруг померк, краски утратили свою яркость, а воздух стал тяжелым, как свинец. Она чувствовала холод, пронизывающий до костей, словно ее сердце превратилось в ледышку, хотя за окном, за этими унылыми жалюзи, расцветал июнь. Она хотела кричать, но вместо этого из ее горла вырвался только сдавленный стон.
– Я… я не понимаю… – Еле слышно прошептала она, словно боясь нарушить тишину, которая вдруг стала ее самым страшным врагом.
Доктор Грин вздохнул, его лицо исказилось легкой гримасой, но он по-прежнему сохранял свою профессиональную невозмутимость, словно разыгрывал тщательно отрепетированную роль.
– Миссис Хендерсон, я понимаю, что это очень тяжело принять, но… – Он на мгновение замолчал, словно подбирая слова, которые могли бы хоть как-то смягчить этот удар. – … к сожалению, дальнейшие исследования подтвердили худшие опасения. Это редкое, быстро прогрессирующее заболевание… и на данный момент, мы не можем предложить вам лечение.
Эмили слушала, словно завороженная, его слова, как приговор, но ее разум отказывался принимать их. Это было похоже на дурной сон, из которого она не могла проснуться.
– Но… как же так? Я чувствовала себя хорошо, ну, почти хорошо… – Она начала говорить тише, с отчаянием в голосе, цепляясь за каждую свою мысль, надеясь, что это все ошибка. – Была только эта усталость, и иногда немного голова кружилась… разве это все может привести к этому?
Доктор Грин грустно покачал головой, его взгляд был полон сочувствия, но в то же время в нем читалась обреченность.
– К сожалению, миссис Хендерсон, симптомы вашего заболевания могут быть неявными на ранних стадиях, и прогрессируют очень быстро. Мы можем предложить вам поддерживающую терапию, которая поможет вам облегчить ваши страдания, уменьшить боль, и… – Он снова замолчал, словно не находя нужных слов, а потом закончил, едва слышно, —…сделать оставшееся время максимально комфортным.
Эмили смотрела на доктора, и в ее голове крутились вопросы, словно рой пчел, не давая сосредоточиться. Сколько времени? Как он сказал – несколько месяцев? Год? Это было невозможно. Она не могла умереть. Она еще не прожила свою жизнь. Она хотела столько всего сделать, увидеть, испытать.
– Но… мои планы? Моя работа? – В ее голосе прозвучала почти детская наивность, словно она не могла осознать, что все это вдруг перестало иметь значение.
– Миссис Хендерсон, – доктор Грин немного наклонился вперед, его голос стал более мягким, – сейчас главное – это ваше самочувствие. Вам необходимо будет отказаться от стрессовых ситуаций, насколько это возможно. Мы поможем вам с вашим состоянием, но… – Он замялся, подбирая слова. —…вы должны позаботиться о своем душевном равновесии.
Он говорил о ней, словно она была героиней пьесы, разыгрываемой на сцене, а не реальным человеком, сидящим перед ним и чувствующим, как почва уходит из-под ног. Она чувствовала себя маленькой и беспомощной, словно кукла, которую выбросили на свалку.
– Я… не знаю, что сказать… – Эмили закрыла лицо ладонями, ее плечи задрожали. Слезы, обжигающие и горячие, потекли по ее щекам. Она пыталась подавить рыдания, но они рвались наружу, словно поток воды, прорвавший плотину.
Доктор Грин терпеливо ждал, пока она не успокоится. Он знал, что сейчас ей нужно время, чтобы переварить эту ужасную новость. Он встал со своего места и подошел к окну, глядя на серый пейзаж, открывающийся за ним.
