— Ребятки, простите, но вы же знаете, что вам внутрь нельзя, — чувствуя
себя виноватой, я посмотрела в темно-карие глаза моих лаек и вздохнула. — Незачем
искушать судьбу. Сюда приходят всякие типы, включая и тех ублюдков, что не
брезгуют мясом и мехом собак.
И это было чистой правдой. В торговый
схрон старого Танхорда имели вход все без исключения, в том числе и типы, по
моему мнению, недостойные права пребывать среди нормальных людей. Впрочем,
понятия нормальности приобрели столько разных вариантов от прежде общепринятых,
если верить книгам, так бережно сохраненным моим отцом, и его же многочисленным
рассказам. Но сейчас это не было столь уж значимо, а вот одинаковые для всех
правила владельца этой системы тоннелей — да. Под защитой только люди и их
товары, но никак не любые живые твари, неважно, какие функции они исполняли, за
исключением того, когда эти самые твари исполняли опять же роль товара. Поэтому
моих собак, продавать которых я совсем не планировала, здесь могли украсть,
застрелить и даже съесть на моих глазах, и ничего поделать я не смогла бы.
Напасть на другого человека здесь – это значит не только навсегда лишиться
доступа к Ярмаркам. Слух об открытой агрессии к себе подобному мгновенно
разлетится отсюда, и тогда мое жилище станут стороной на всякий случай обходить
и охотники, и путники, а без этого мне уж точно не выжить. Хотя, не этого мне
стоит опасаться в первую очередь. Если новость дойдет до Карателей, то
волноватся о выживании и пропитании мне больше не придется. Никогда.
Я оглянулась вокруг, убеждаясь, что никого
не видно. Плохо все-таки, что снег выпал в этом году так рано. Теперь даже
совершенно бездарному охотнику и следопыту не составит труда рассмотреть следы
собак, и это не могло не внушать мне беспокойства. Ясное дело, что большинство
посетителей Ярмарки здесь совсем не за тем, чтобы выслеживать и убивать
случайно подвернувшихся домашних зверей, но мало ли...
— Мои помощнички
золотые, самые лучшие собачки в мире, — ласково забормотала я, отстегивая
шлейки четырех собак от здоровенных санок с моим товаром. — Погуляйте тут,
поохотьтесь. Обещаю, я недолго!
Аэль и Рох тут же сорвались с места и,
азартно повизгивая, огромными прыжками умчались в густой лес, окружающий вход в
тоннель. Но вот Воли и Гилли так и топтались передо мной, склоняя свои
массивные головы то на одну, то на другую сторону, и тихо скулили, заискивающе
заглядывая в глаза. Их пушистые хвосты находились в непрестанном движении, и
весь язык тела говорил о нервозности и нежелании расставаться.
— Ничего со мной тут не случится,
— заверила их я, и Воли, тряхнув мохнатой башкой, оглушительно чихнул,
выражая всю степень недоверия к моим словам. — Ну в самом деле, мы сюда с вами
уже раз сто приходили, и все было в порядке.
Вожак моей упряжки отвернулся и плюхнул
свой меховой зад на землю, нацепляя на хитрую морду маску вселенской скорби,
тяжко демонстративно вздыхая. Всегда он так! Извечный позер и манипулятор! Да только
меня этими его кобелиными штучками не проймешь.
— Пойдите
и присмотрите за молодежью лучше, вместо того чтобы пасти меня, —
обратилась я к всегда более практичной Гилли, игнорируя косые взгляды ее
бой-френда или скорее уж супруга. — Держите их подальше от дороги и ведите себя
по-тихому! Когда выйду, я сумею вас дозваться, не переживайте!
Гилли вяло огрызнулась, но, однако же,
послушалась и устремилась в лес за своими подростками, а вслед за ней и Воли,
помявшись и последний раз глянув на меня укоризненно, помчался в заснеженную
чащу.
— Вот и замечательно,
— пробормотала я, закинула себе на плечи собачьи лямки и потянула санки вперед.
Сейчас-то не так и тяжело, а вот на
обратном пути, при удачном исходе торга, упряжка будет в разы увесистей. Но это
не тот факт, что был бы способен меня расстроить. Чем больше выменяю, тем
удачнее переживем зиму. Не напрасно же я несколько месяцев головы не поднимала
в отцовской мастерской. Правда, думать о том, что израсходовала весь
остававшийся запас нужных компонентов, сейчас не хотела. Придет весна, и начну
размышлять, как достать еще. Верить в то, что вулканические шахты захвачены
каннибалами, как болтали прохожие охотники, я не хотела. Много лет они стояли
пустыми, никому не нужными, и желающих ходить туда, кроме нас с отцом, не
наблюдалось, так с чего вдруг этим мерзостям там селиться? Там же и в округе
живности почти нет, так чем там питаться целой колонии этих тварей? Мало ли
страшилок придумывают, только затем, чтобы чесать языки долгими зимними
вечерами, сидя у огня.
Пыхтя, потея и кривясь от противного
скрежета, что производили полозья по деревянному настилу, которым местный
хозяин покрыл никому больше не нужные рельсы и шпалы, я наконец втащила
груженые санки в первый зал схрона, и тут же была замечена. Отец рассказывал,
что прежде по этим самым жутко ржавым рельсам ездили громадные железные машины
— поезда, способные тащить за собой десятки тележек, называемых вагонами. И в
каждый из этих вагонов входило столько, скажем, зерна, что большому скиту в
десяток семей можно три зимы вволю хлеба есть, да кашу варить, да еще и на мену
что-то останется.
