ГЛАВА 1.
Слезы не всегда свидетельство слабости, иногда слезы лишь признак того, что ты оставался сильным слишком долго.
- Ага, попалась!
Я дернула рукой, чтобы успеть вытереть мокрые дорожки от слез, но оказалось поздно. Лейтенант Пэрри, перегнувшийся через лестничные перила, уже застукал меня в разгаре банальной женской истерики с душераздирающими всхлипываниями и истошными подвываниями от жалости к самой себе. А ведь я так надеялась, что в этом закутке под лестницей меня не найдут даже поисковые ищейки. Выходит зря.
- А я-то гадал, кто мучает филина, а это всего лишь ты сопли по щекам размазываешь, - ехидно усмехнулся мужчина. - Что, златокудрочка, сдулась?
Хотела было молча проглотить сказанное, встать и как ни в чем ни бывало продолжить работать, но… а ну его! Надоело!
- Чего молчишь, соплежуйка? - лейтенант спустился и с интересом уставился на мое зареванное лицо, а я закрыла глаза и откинулась назад, пытаясь понять, как докатилась до жизни такой “веселой”...
Нет, вот почему гений, изрекший: “Бойся своих желаний ибо у них есть поганое свойство исполняться”, не озаботился продолжить свою мысль и издать кратенькое пособие на тему: “Семь основных правил формулирования своих желаний или как правильно мечтать”? Мне бы эта брошюрка ой как пригодилась.
Все началось с того, что в десять лет я пришла к родителям и заявила маме и отчиму под счастливым номером три, что после окончания школы стану ловить преступников, расследовать похищения и спасать империю от злоумышленников. Родители выслушали мою пылкую тираду, кивнули и не восприняли слова десятилетнего ребенка всерьез - да мало ли кто о чем в детстве мечтает? Все равно в дальнейшем при выборе профессии подростки с подсказки взрослых начинают руководствоваться тремя основными принципами: оплачиваемость, престиж и вероятность поступления.
В семнадцать я закончила общепрофильная школу, и вот тут-то родители и узнали, что дочь у них упрямая. Жутко упрямая!
В академию при департаменте правопорядка поступила с первого раза, так же безмятежно отучилась три года по специальности “следователь” и была вознаграждена за старания распределением в самое престижное место империи - участок 9-9, чтобы пройти годовую стажировку.
Нас было десять - девять парней и я.
Девушкам всегда трудно вписаться в мужские сообщества, но в участке 9-9 это оказалось в принципе невозможным. В то время пока остальные выезжали на настоящие места преступлений и следили за работой старших коллег, я носилась по городу, как пьяный заяц по лесу.
Мой день в качестве стажера начинался с того, что я везла внуков капитана Балбери в садик и сдавала орущую ватагу воспитательнице. После делала крюк по городу, чтобы купить в кондитерской “Сладкая нега” свежих булочек для лейтенанта Пэрри, и неслась на всех парах в участок, чтобы не пропустить ежедневный сбор всех патрульных и следователей. Если по пути были пробки, сбор начинался с публичного унижения опоздавшей стажерки, если нет - я тихонько пробиралась в уголок комнаты, за спины ребят, и слушала сводки.
Затем другие стажеры ехали на полигон тренироваться, а я битых два часа сидела в кабинете и принимала заявления от впавших в маразм старушек с забавными шляпками из фольги, которые якобы экранировали тех от ментальной прослушки.
Обед проходил в атмосфере одиночества - если не считать сальных шуточек Дерека, остальные стажеры со мной не общались. Патрульные считали нас пустым местом и только следователи иногда вспоминали обо мне.
- Эй, детка! Метнись-ка для меня за кофе, а то аппарат в кафетерии варит жижу…
- Малышка! Вот отчеты прошлой смены, заполните стандартную форму и отнесите в архив.
- Сбегай в лабораторию и принеси результаты экспертизы по моему делу. И поживее, дорогуша, преступники не станут ждать пока ты доползешь туда и обратно…
Всего раз я решила взбунтоваться, хлопнула дверью перед лицом очередной бабульки с прогрессирующим маразмом, поехала с другими стажерами на полигон. Взяла в руки тренировочное оружие, встала в ряд с остальными, благо в шлеме и защитных очках меня никто не признал и высадила всю обойму точнехонько в “яблочко”, представляя в красном круге лицо лейтенанта Пэрри.
Когда я обернулась, узкие щелочки-глаза старшего инструктора в кои-то веки распахнулись. Такого от “детки”, “малышки” и “дорогуши” никто не ожидал.
После этого меня отстранили на трое суток “за своевольное появление на полигоне” и сделали пометку в личном деле. Я приуныла - три подобных прокола, и можешь говорить ”прощай” работе в участке и решила держаться в тени.
И вот, через четыре месяца подобной стажировки, когда я возненавидела старушек, бюрократию, форму, весь мир в целом и решила чуток всплакнуть, лейтенант Пэрри и застукал меня в закутке под лестницей.
Оценив сопли, слезы и глубоко несчастный вид, притулившегося под лестницей стажера, лейтенант Пэрри скомандовал: “Поднимайся!” и повел меня наверх.
Вообще о лейтенанте надо рассказать отдельно.
Милмэн Пэрри был большой вечно зудящей занозой в заднице у капитана Балбери, от которой тот никак не мог избавиться. Лейтенант был гением сыска и неизлечимым бунтарем. Причем Пэрри было не важно на кого бузить: начальство, стажеров, систему охлаждения, кофе в столовой, морских котиков, мигрирующих на север, - под раздачу мог попасть каждый.
