Петербургские тайны. Занимательный исторический путеводитель

Петербург – самый необыкновенный город на земле. Гении русской литературы – все, как один, изображали его полным тайн и загадок. «Мне сто раз среди этого тумана, – признавался Федор Достоевский, – задавалась странная и навязчивая греза: «А что как разлетится этот туман и уйдет кверху, не уйдет ли с ним вместе и весь этот гнилой, склизкий город, поднимется с туманом и исчезнет как дым, и останется прежнее финское болото». А некоторые писали о нем прямо-таки жуткие вещи.

«Петербург, – заявлял, например, известный своим мистицизмом Дмитрий Мережковский, – исполинская могила, наполненная человеческими костями. И кажется иногда в желтом тумане, что мертвецы встают и говорят нам, живым: «Вы нынче умрете!» Не лучшего мнения был о столице Петра и великий польский поэт Адам Мицкевич, долгое время живший в Петербурге:

А Николай Гумилев? И он туда же: словно предсказывая свое такое же печальное будущее – его потом расстреляли большевики, мрачно писал:

Желчная Зинаида Гиппиус зловеще предрекала:

Даже юморист и остряк Саша Черный в Петербурге тосковал, поднимал воротник и ежился от холода и сырости:

Даже солнечный оптимист Пушкин, с изумлением глядя на бронзовый памятник основателю города, прозванный с его легкой руки почему-то «медным», поражался: «Какая дума на челе? Какая сила в нем сокрыта?»

Конечно, есть на земле и другие таинственные и загадочные города. В Риме, например, всяческих тайн тоже – хоть отбавляй. Всякие там Калигулы, Нероны и Юлии Цезари, натворили делов. Однако климат в Италии другой – под ярким солнцем и на фоне вечнозеленых пиний все выглядит куда как веселее и бодрее. Какая там мистика, когда прямо на улицах зреют апельсины, а рядом – теплое море! А вот, если над городом непроницаемой пеленой нависли свинцовые тучи, когда в узких переулках и днем сумрачно, когда сырой туман клубится над черными каналами, а ледяной холод пронизывает до костей, да еще если вдруг подует свирепый ветер с залива, а Нева вдруг вспучится и хлынет на гранитные набережные, – то вот тогда и раздолье для тоски и мистических настроений! Б-р-р-р! Холодно и страшно!

Впрочем, о «мистике» Петербурга стали повально рассуждать только в конце 19-го начале 20 веков, когда особо проницательные уже предчувствовали грядущие грозные потрясения. А до этого местные поэты сочиняли о нем вполне бодрые, жизнеутверждающие, как сказали бы в советские времена, стихи. Придворный пиит Василий Тредиаковский, например, описывал новую столицу так:

Некоторые исследователи вообще считают, что плохой климат, его вредность для человека и бедность местных почв – один из мифов Петербурга. «Достаточно посмотреть на огромные дубы и липы в этом городе, чтобы удостовериться в обратном», – пишет, например, Андрей Буровский в своей книге-исследовании «Санкт-Петербург как географический феномен». «Всем, склонным рассуждать о плохом климате в Петербурге, – продолжает он, – душевно советую, – пойдите, посмотрите на деревья в 30 метров высоты, шумящие сейчас в Ботаническом саду, на его роскошную растительность. А потом рассуждайте о бедных почвах и скверном климате».

Но дело, конечно, как мы понимаем, не только в рассуждениях о климате. Все у нас было не так, как у людей. Построили Петербург не там, где положено строить города, – а на болоте. Не сами жители выбрали для себя это место для обитания, а, повинуясь непреклонной воле лишь одного человека. Именно в нашем городе вспыхнул самый страшный в истории человечества бунт, заливший кровью всю Россию, и изменивший облик планеты. Ни один город на земле, никогда не переживал такой жестокой осады, и нигде при этом не погибло так много людей. Даже имя свое наш город менял четыре раза: сначала Санкт-Петербург, потом – Петроград, затем – Ленинград, и, наконец, снова – Петербург. Такого тоже нигде и никогда не было. Кстати, называли наш город еще и по-другому. Николай Тургенев, например, в своих дневника именовал его «Финополис», намекая на финские болота. А уже упомянутая Гиппиус вообще прозвала Петербург «Чертоградом».