Алина провела рукой по пыльной поверхности старого письменного стола. Квартира досталась ей случайно – риелтор позвонила поздно вечером и сказала, что есть вариант в самом центре, в старом доме с лепниной и высокими потолками. Цена была удивительно доступной для такого района – прежняя хозяйка, пожилая итальянка, спешно вернулась на родину и была больше заинтересована в надёжном арендаторе, чем в высокой плате. "Такое редко встретишь," – сказала риелтор, – "квартира с историей, в отличном состоянии, и по такой цене."
Теперь, разбирая ящики стола, Алина понимала, что имела в виду риелтор. Квартира хранила следы чужой жизни: старые фотографии в рамках, потёртое кресло с вязаным пледом, книги на итальянском. В нижнем ящике стола лежала стопка писем, перевязанная выцветшей лентой.
Первое письмо начиналось словами: "Мой дорогой Марко…" Оно было написано по-русски, с небольшими ошибками, выдающими иностранный акцент автора. Алина знала, что читать чужие письма нехорошо, но что-то в этих пожелтевших страницах притягивало её.
"Прошло уже тридцать лет, а я всё ещё помню тот вечер в Риме. Фонтан Треви, монетка через плечо, твоя улыбка. Ты сказал: 'Джулия, теперь ты обязательно вернёшься в Рим.' Но я так и не вернулась. Жизнь сложилась иначе – университет в Москве, преподавание, ученики. Говорят, время лечит, но некоторые раны остаются свежими…"
