Бог каждому человеку доказывает свое существование языком жизненных обстоятельств
Всем привет! Хотите увидеть, как я лишаю человека жизни?
Потратите пять минут, зато впечатлений – масса! Сами вы на такое не решитесь, конечно, но уверен, что стать анонимными свидетелями этой истории вам будет любопытно. Единственное, о чем я вас попрошу, – когда все закончится, максимально распространить это видео, чтобы оно попало в тренды YouTube! Подарите себе несколько остросюжетных минут и предупредите о моем существовании своих близких, ибо нет никакой гарантии, что в следующий раз на месте жертвы не окажется кто-то из них!
Как вы уже догадались, расправляться будем над существом, которое мычит за моей спиной. У него есть все причины для беспокойства: оно крепко привязано к стулу, мешок не пропускает света, дышать тяжело, но таковы правила жизни: ты либо жертва, либо палач. Сегодня удача на моей стороне, у меня отличное настроение; итак, поехали!
Меня зовут Ларик, полное имя – Ларион Потапов! Я сирота. Двадцать лет назад меня обнаружили в мусорном баке во дворе дома на Малой Молчановке. Это в центре Москвы, на Новом Арбате. От роду мне было несколько дней, механические повреждения отсутствовали, но я был покрыт отвратительной сыпью и имел отвратительное бельмо на глазу. В 1987 году детей на помойку не выбрасывали, и мой случай стал чрезвычайным происшествием, я даже удостоился заметки в районной газете. В те времена страна продолжала ползти к светлому будущему и каждый ребенок имел право на государственную заботу и ласку.
Меня поместили в детский дом. Сотрудники в шутку прозвали его «Домом желтого сна». Потрескавшиеся корпуса были выкрашены бледно-желтой охрой, а изнутри покрыты темно-зеленой краской, которую я мысленно окрестил «лягушачьей». Все помещения «Дома желтого сна» походили друг на друга, словно близнецы: двери запасных выходов были наглухо заколочены, выцветший линолеум трещал по швам, а из окон круглосуточно выл ледяной ветер, причем даже летом. В группах было душно, а туалет источал аммиачную вонь и пугал странными рычащими звуками. Когда я врубал кран, то после душераздирающей тирады он выплевывал струю ржавой воды, которую приходилось употреблять для утоления жажды. Единственный унитаз постоянно был занят, а второй никогда не работал, и обычно его накрывали пластмассовым ведром, на которое все мочились, чтобы досадить уборщицам. Конечно, если воспитатель ловил нас с поличным, то сурового наказания было не избежать, но тот кайф, который ты получал от вредительства общественному порядку, был несоизмеримо выше.
И тем не менее нас кормили. На завтрак обычно давали хлеб с маслом, а в обед – что-то кислое и подгоревшее, вечером – то же, что и днем, но уже тушеное и пересоленное, с легким ароматом плесени. Икота, отрыжка, метеоризм и прочие несварения были нормой для нашего заведения, и старшие воспитанники даже соревновались между собой в том, кто из них громче может избавиться от кишечного вздутия. Иногда на столах появлялись фрукты, за которые приходилось сражаться между собой, но даже и они были настолько подпорченными, что обычно все завершалось поносом.
Я был самым маленьким в группе, что само по себе не внушало оптимизма, а мое бельмо пугало детишек и вызывало у коллектива чувство брезгливости. Меня не принимали в игры, подкладывали в постель червяков и тараканов, а по ночам мазали зубной пастой или чем-то похуже. Поначалу я сопротивлялся и даже жаловался, но воспитатели не питали ко мне симпатий, и почему-то наказание доставалось мне. А вот «стучать» на «друзей» считалось делом паскудным, и как-то ночью мою наволочку наполнили кучей яблочных огрызков, за что впоследствии «Дом желтого сна» дал мне имя – Огрызок!
Наверняка, так продолжалось бы до самого выпуска, если бы в моей жизни не появилась женщина по имени Тамара. Солнечным осенним днем, в разгар бабьего лета, после тихого часа она тихо прошла в нашу группу, и меня пригласили на выход. Я подошел, она улыбнулась, пожала мне руку и погладила по голове. Это было очень приятное ощущение.
Мы познакомились. Выглядела она весьма странно даже для этого места: бордовый берет, старенькое пальто и туфли на низком стоптанном каблуке. Казалось, что ей за сорок, но это было не точно, так как, когда она начинала разговор с дворником или охранником, ее глаза приобретали нездоровый блеск и она словно зажигалась изнутри, что несвойственно сорокалетним дамам.
Тамара стала навещать меня каждое воскресенье. Это превратилось в приятный ритуал: сначала она посещала церковную службу, а после – сразу ко мне, минута в минуту. С собой она приносила что-нибудь вкусное: банан, яблоко или шоколадку. От нее уютно пахло церковной немощью, и она не делала резких движений. Все наши разговоры были о чем-то добром, хорошем, она рассказывала библейские притчи и постоянно гладила меня по голове, что-то пришептывая. Она была единственным человеком, который не стремился причинить мне физическую боль, и я полностью ей доверился.
Через три месяца визитов, на мой день рождения, она подарила Библию в картинках с автографом какого-то священника:
