Две головы склонились над нашим героем, две пары глаз внимательно разглядывали его. Одни глаза – строгие, на лице с седыми усами. Другие – в круглых очёчках на гладком лице, которое, кажется, ещё ни разу не брили.
– Сегодня я должен положить конец этому горькому, бессмысленному существованию… Мне приснился горячий красный песок без конца и края, – думал маленький Сурикат, глядя на лица людей и пытаясь разгадать по их мимике, какие еще испытания ждут его впереди.
Детеныш суриката с печальными глазами стоит в клетке, держась за её прутья. Он весь опутан какими-то датчиками, из уха идет тонкий проводок и крепится на мочке в виде клипсы. Над ним разговаривают два научных сотрудника, ординатор по прозвищу Ботаник и полноватый Профессор. Их голоса он слышит, как небольшие раскаты грома.
– Ну, что за безумная идея – научить суриката понимать человеческую речь? Это все равно, что признать, что мозг животных развит так же, как человеческий, но это же полный абсурд! – Ботаник догрыз яблоко и кинул в клетку Суриката, где уже лежали несколько его огрызков.
– Ну, мы же и развиваем их мозг вакциной… А давай-ка увеличим дозу препарата на 4 миллиграмма? – предложил Профессор.
– Это же слоновья доза, она убьет его. Нет, давай-те уж добавлять постепенно, – рискнул поспорить Ботаник.
– Ну, конечно, босс! – усмехнулся Профессор, – ты ж у нас тут главный.
Ботаник смутился.
– Простите.
– Ладно, прислушаемся к молодому поколению, пусть будет один миллиграмм, – смягчился Профессор.
И по-отечески приобнял Ботаника.
– Да не переживай ты так из-за этих зверьков. В Африке их как грязи. А вдруг получится? Представляешь, какое это будет грандиозное открытие? Это тебе нобелевскую премию ещё долго можно ждать, а у меня время поджимает. У Иван Иваныча пока с вакциной молодости совсем плохо. – Он со вздохом кивнул на одну из клеток, где спала мышь, подергиваясь и вскрикивая во сне.
Профессор отошел к другим клеткам лаборатории, а аспирант уже набирал лекарство в шприц из двух разных ампул пальцами с обгрызенными ногтями. Увидев это, Сурикат отбежал в дальний угол клетки, возмущенно запищал, оглядываясь по сторонам, чтобы найти укрытие и спрятаться, но прятаться было решительно негде. Из соседней клетки за нашим героем сочувствующими глазами наблюдал Толстяк (тоже детеныш суриката).
– Как ты думаешь, Толстяк, зачем все эти уколы? – Сурикат попытался заглушить панику размышлениями.
– А мне почем знать? – пожал плечами Толстый. – Да пусть колют, лишь бы обед вовремя подавали…
– И еда эта – подозрительная. – Кивнул Сурикат на сухой корм, лежащий в кормушке. – Помнишь, твоя бабушка говорила про хрустящих скорпионов и сочных змей?
– Ага, и про жизнь за дверями этой пыточной. Да моя бабушка выдумщицей известной была! Никакой огромной жаркой пустыни нет! Да и как можно съесть скорпиона, он же ядовитый?
– Не знаю, но я ей верю… Слушай, когда Ботаник меня из клетки достанет, отвлеки его как-нибудь, пожалуйста…
– Зачем?
– Надо, Толстый… Увидишь.
А ординатор уже натянул перчатки. Толстяк переминается с ноги на ногу в задумчивости, потом быстро взбирается по прутьям клетки поближе к лицу склонившегося близорукого Ботаника, и как только рука в перчатке вынимает Суриката из клетки и заносит над ним шприц, Толстяк просовывает свой хвост между прутьями и щекочет кончиком хвоста ноздри Ботаника. Ботаник набирает воздуха, чтобы чихнуть. В тот же момент наш герой, с хрустом прокусив перчатку, впивается Ботанику зубами в палец. От неожиданности тот охает, роняет Суриката, он падает на пол и драпает. В лаборатории – переполох, все охотятся за сбежавшим зверьком. Студенты пытаются поймать голыми руками, профессор – чашкой с заваркой, лаборантка Олеся – косметичкой… Несколько неудачных попыток схватить резвого бегуна, и вот Сурикат уже почти добрался до входной двери и ему уже кажется, что тюрьма позади, а впереди – только восторг от свободы…
– Свобода… свобода… свобода! – все громче и уверенней повторяет сам себе Сурикат.
Но коварный Ботаник, подкравшийся незаметно, оглушил нашего героя колбой с вакциной человеческой речи, отбив заодно и небольшую трубочку от аппарата, ведущего в ухо малыша. Сурикат упал, как подкошенный, весь мокрый от вакцины, перепачканный помадой и чаинками. Профессор уже рядом с Ботаником, взял у того из рук колбу, неодобрительно качая головой.
– Поздравляю! – иронично заметил Профессор. – Это был последний образец препарата человеческой речи в этой серии, только он предполагал внутримышечные инъекции, а не душ. И стОит он в сто раз больше, чем этот сурикат.
– Простите, профессор, – пробормотал Ботаник сконфуженно.
Лаборантка Олеся бережно взяла Суриката и отнесла обратно в клетку. Положла его на мягкий лоскуток материи, вздохнула расстроенно. Сурикат задергался в конвульсиях. Толстый не на шутку обеспокоился, попытался лапой дотянуться до друга сквозь прутья, но у него не получилось.
– Эй, слышь, друг, не умирай, – запищал Толстяк отчаянно, – мне ж и поговорить будет не с кем, и посмеяться… Мы ж еще с тобой не все трагедии Сурифокла обсудили, только «Антимону»…
