Гоголь был очень впечатлительный человек, романтичный, поэтический, с ранимой душой, тщеславный.
Мнительный, затем – мистически воспринимающий многие таинственные, какие-то загадочные, на первый взгляд, явления. Я думаю, на него огромное впечатление произвели его беседы с матерью, когда она рассказывала ему украинский народный фольклор.
В фольклоре очень много сюжетов мистических, страшных, таинственных. Это все характерно для такого литературного направления, как романтизм.
Он маму очень-очень почитал, она была его главным учителем жизни.
Сам себя путем самовнушения довел до такой, собственно говоря, трагедии. Плюс, понимаете, вот этот момент сжигания второго тома, вот то, что осталось от второго тома – на самом деле это очень качественный, превосходный во многом текст. Местами даже лучше – местами, – чем первый том.
У него была идея: во втором томе показать, как из приобретателя Чичикова постепенно формируется характер русского человека. Потому что он искал этот идеал. В первым томе самое основное лирическое отступление: Русь – птица-тройка. Вот ты как бы летишь, и другие государства уступают тебе дорогу. Куда ты мчишь? Вот это вопрос. Это для Гоголя вообще отдельный образ.
В «Мертвых душах» есть несколько глубинных противоречий, и они исходят из мировоззрения и писательского творческого кредо самого Гоголя. Противоречие первое: он показал так называемую галерею помещиков – это абсолютно типы человеческие. У него практически отсутствуют образы «из народа». Они все там – даже не эпизодические герои, а о них вскользь упоминается: например, Степан Пробка. Практически все!
У Гоголя было три ипостаси. Первая – это человеческие типы – помещики, которые вершили, так сказать, жизнь. Дальше, крепостные – это буквально упоминание о них, абсолютно вскользь. И третья составляющая – образ Руси, его развил превосходно в своем творчестве замечательный символист Александр Блок. Вот у него такой же образ Руси, как у Гоголя. Понимаете? Образ Руси. Этот сказочный образ Руси был буквально выткан Гоголем из фольклора, из романтических фольклорных историй, которые он почерпнул от своей матери.
Он боялся, что его похоронят живым. Потому что тогда вовсю ходили всякие слухи по поводу так называемого летаргического сна. Медицина тогда это никак не изучала, и относили все к сфере мистического, таинственного. Летаргический сон. Это сейчас более-менее знают о том, что это такое. А в то время медики вообще не понимали, в чем причина, в чем природа.
Считается, что Пушкин подарил Гоголю два сюжета – «Ревизора» и «Мертвых душ». Эти сюжеты – пушкинские, он их как бы представил. А реализовывать сам Пушкин не стал. У него очень много нереализованного. Я думаю, это была одна из сторон его такой очень энергичной натуры. Он понял, что пусть лучше Гоголь эти сюжеты реализует.
Есть типаж мужчин – сейчас об этом уже принято говорить. Смотрите, когда Гоголь в гимназии учился, он играл женские роли в школьном театре.
У него было воспитание такое. Вот про отца Гоголя практически мы ничего не знаем. Как правило, мальчики в этих семьях – они рождаются вот с такими наклонностями. Это – женское воспитание, бессознательное влияние женской натуры.
Вот ключ вообще к пониманию Гоголя: ничего тут мистического нет… Есть замечательный гоголевский текст – его «Выбранные места из переписки с друзьями». И Белинский, когда прочитал, был крайне возмущен. Он написал свое знаменитое письмо Гоголю. Но для того, чтобы понять позицию Белинского, надо, естественно, очень внимательно прочитать вот этот текст Гоголя. Он не мог это сделать в прозе! Понимаете? Это, по сути, является его публицистикой, то есть его философским осмыслением России.
У него главная там идея была следующая: русский народ должен терпеть, должен верить в Бога, все – от Бога. Крепостное право – от Бога. Физическая расправа помещика над крестьянином – от Бога. Вот что возмутило Белинского. То есть Гоголь с головой ушел, погрузился в православие, он стал его апологетом. Какой он бунтарь?! Упаси Бог!
Гоголь Россию видел из «прекрасного далека» – из Рима. Он почти 20 лет в России был наездами из Италии, понимаете? Вот одна из основных причин его трагедии. Он думал, что знает Россию, а он ее совершенно не знал. Вот отсюда его личностная трагедия и творческая трагедия. Вот почему он сжег второй том – потому что он понял: он там хотел написать то, чего нет вообще в природе российской. Вот это его вывело из состояния некоего равновесия. Плюс, конечно, это его фобия, его мнительность.
– Это все-таки гениальный человек был?
– Я думаю, да.
– А кто может с ним сравниться из тех времен, из классиков?
– Сложный вопрос. Пожалуй, никто.
– То есть он был впереди Толстого, Достоевского?
– Во-первых, это все было до Достоевского, до Толстого – начнем с этого. Толстому до Гоголя… Нет, Толстой местами гениален: там, «Война и мир»… Вы назвали Достоевского – это тоже после Гоголя. Потому что ранний Достоевский – это так себе, эпистолярный жанр, ничего существенного.
