Жар и боль. Два безжалостных спутника преследовали его второй день подряд, но казалось, что пролетела целая вечность. Этим летним утром стояла нестерпимая жара под сорок градусов – по крайней мере, так показывал небольшой потрескавшийся ртутный термометр в форме бабочки, одиноко парящей на окне…
«Эх, улететь бы отсюда», – пронеслась в голове первая за утро мысль, от которой вновь зазвенело все тело. Боль беспрепятственно циркулировала по лабиринтам изможденного организма, как кровь и лимфа. Человек пошевелился, и сердце отреагировало на движение резкой барабанной дробью – пульс мгновенно перевалил за сто восемьдесят, а давление подскочило так, что казалось: мозг вот-вот проломит череп и вылетит наружу, словно ядерная боеголовка. Мужчине вновь стало плохо, на этот раз на грани потери сознания и рассудка.
Отключиться ему не позволили. Бородатый араб с отсеченным наполовину указательным пальцем правой руки с огромным удовольствием пнул истекающего кровью бедолагу в бок. Удар был невероятной силы, но по сравнению с ночными экзекуциями – это так, материнские поглаживания…
– Вставай, сволочь! – с ужасным акцентом прошепелявил араб. В принципе, кроме этой дежурной фразы в его скудном лексиконе значилось от силы двадцать выражений на русском языке, большинство из которых были матерными. Русскому его как мог обучил чеченец Анзор, приехавший пару лет назад в Сирию, чтобы добровольно вступить в ряды ИГИЛ[1] и там же умереть от шальной пули российского офицера боевой группы «Анклав».
«Да… жаркое было лето, – пронеслась в голове пленника очередная мысль. – Ну и ладно, еще чуть-чуть, и все закончится…»
Он увидел нож – нож, когда-то принадлежащий ему, блеснувший в руках араба на ярком солнце; боевой клинок, посредством которого, видимо, сейчас и предстояло умереть. Пленник улыбнулся. Три года назад, когда он еще зеленым рядовым проходил курс молодого бойца, ротный обучал первому негласному правилу при попадании в плен:
– Когда враг, особенно мусульманин, приставит потехи ради нож к твоей хилой шее – а он это обязательно сделает, даже не сомневайся – не теряя времени, резко поверни голову по направлению к лезвию. Тем самым ты умрешь – просто, быстро и по-геройски! Аллах акбар? Воистину акбар!
Тогда это наставление казалось полным бредом и оскорблением боевого духа, но сегодня утром пленник осознал: определенная логика в нем все-таки имелась. Мало того, он признался сам себе, что готов умереть этим противоестественным способом, хотя вчера бы точно не решился. Что тут скажешь – пытки под одинокой луной вносят в жизнь полезные коррективы.
К удивлению молодого лейтенанта, вместо жестокой расправы араб лишь перерезал ножом веревку, опутывающую его ноги, тем самым заставив пленника содрогнуться от новой волны боли: кровь мгновенно прилила к конечностям, доставляя при этом гамму непередаваемых ощущений.
– Вставай, неверный! Сейчас тобой займется Халиб! – неразборчиво прошипел ваххабит, обнажив при этом ряд гнилых зубов.
«Интересно, когда эта мразь последний раз их чистила?» – подумал узник, но вслух свой вопрос не задал. Он не боялся, отнюдь, просто у него уже не хватало сил на пустую болтовню. Под напором адреналина ему удалось встать и даже сделать несколько шагов, но затем острая боль в правой лодыжке при каждом последующем движении стала отдавать в мозг, да с такой силой, что идти становилось все труднее. Заметив это, араб с кривой улыбкой на лице проявил невиданное ранее сострадание и протянул пленнику палку, когда-то служившую ножкой стола.
И это было весьма кстати! Даже не потому, что идти стало легче, – деревянный подарок мог оказаться неплохим подспорьем для побега из вражеского лагеря. Впрочем, назвать это место лагерем язык не поворачивался – так, несколько самодельных построек в горном ауле, за которым можно было затеряться и с божьей помощью добраться до своих, турок или, на крайняк, американцев. До кого угодно, лишь бы подальше от здешнего ада.
Взвесив все за и против, пленник принял единственное верное решение. Следуя вдоль длинного каменного забора, он приметил в нем дыру, видимо, проделанную снарядом из гранатомета. «Интересно, стреляли изнутри или снаружи?» – подумал молодой лейтенант, но вновь сосредоточился на побеге, с трудом отгоняя ненужные мысли. Пленник поравнялся с дырой и вдруг заорал что есть мочи, всем своим видом давая понять: дальше идти он просто не может. Как и предполагалось, это самоуправство вызвало у конвоира-мусульманина бурю негодований. Араб вновь обнажил лезвие ножа, собираясь придать ускорение «вонючему русскому» ударом рукоятки по бестолковому затылку, замахнулся и… прицельным тычком получил палкой по запястью. Клинок выпал из мозолистой ладони, и пока ваххабит грязно ругался, пытаясь его поднять, пленник, словно рыба, юркнул в каменную щель, надеясь улизнуть с вражеской территории.
Ему это почти удалось. Впереди виделся склон, по которому беглец вполне бы смог спуститься. Далее он бы направился к небольшому лесному массиву, а за ним наверняка располагалась одна из многочисленных военных баз союзников – иного варианта просто не могло быть! И вот он уже почти добежал до заветного склона, еще чуть-чуть – и молодой лейтенант окажется вне вражеской досягаемости. Преследовать его не рискнут: побоятся поймать шальную пулю «неверных». Все козыри были в руках – казалось, беги да беги…
