Глава1.
Танк двигался медленно, по-деловому лязгая гусеницами и подминая под себя всё, что попадалось на его пути. Казалось, что уже ничто не могло остановить его. Вот уже стальной корпус "Тигра" вплотную подошёл к укрытию бронебойщика. Стоило протянуть руку, и можно было на ощупь почувствовать раскалённую августовским солнцем броню смертоносной машины. Время для солдата перестало быть соразмерным. Секунды превратились в вечность.
– Давай, давай, – шептал Иван, прижимая к груди увесистую связку гранат. – Ползи, тварь, чего медлишь.
"Тигр" завис над щелью, в которой, пригнувшись к земле, замер солдат. Затем танк утробно рыкнул, выпустил из выхлопной трубы сизое облако гари и накрыл стальным брюхом бревенчатое укрытие. На Ивана посыпалась земля, затрещали доски, и вмиг стало темно, как в могиле. Солдат ещё сильнее вжался в холодный пол и до боли в костяшках сжал рукоять гранаты. Жутко захотелось закрыть глаза. Как в детстве, когда становилось страшно. Закрыл глаза – и всё, тебя не видно. Ты в домике. Иван невольно усмехнулся, вспомнив далёкое детство и тут же оглянулся. В укрытие посветлело. «Тигр» проехал щель, к счастью, не повредив хлипкое на вид сооружение.
– Спокойно, парень, – Иван схватился свободной рукой за бревно и высунулся из укрытия. – Не торопись. Спешка в нашем деле ни к чему…
Он замолчал, внимательно следя за удаляющейся машиной, затем резко взмахнул рукой и со всей силы метнул связку гранат. Взрыв он услышал уже в укрытии. Его снова густо осыпало землёй. Иван встряхнул непокрытой головой и выглянул из щели. Машина горела, но всё ещё двигалась.
– Готов, – улыбнувшись, пробормотал Иван и огляделся.
Чуть левее приближался ещё один "Тигр", дрожа тяжёлым корпусом и неуклюже переваливаясь с боку на бок. Танк весело сверкал свежей краской с жирно намалёванной свастикой на боках, словно только что сошёл с конвейера.
– Да что б вас. Откуда только берётесь. Прёт, как на параде. Щас я тебя приземлю, заляпаю нашей землицей по самое некуда, – сплюнув от досады, проговорил Иван и снова нырнул под брёвна. – Чёрт, да где же она. Была же, была…
Натыкаясь на пустые ящики из-под снарядов, расшвыривая навалившуюся на пол землю, солдат лихорадочно искал пропажу. Подняв сколоченный из горбыля стол, он вдруг замер. На полу, неловко подвернув руки, лежал его заряжающий Сашка Быстров. Совсем ещё пацан. Ему только-только исполнилось семнадцать. Лопоухий, с припухлыми по-детски губами, сейчас он был таким беспомощным и трогательным, что у Ивана от жалости задрожали губы. Он скрежетнул зубами и со злостью отшвырнул стол. Склонившись над парнем, сержант закрыл Сашке глаза. Рука его скользнула по руке друга, и он нащупал связку гранат, приготовленную Сашкой, но так и оставшуюся лежать рядом с ним. Недолго раздумывая, Иван привычно схватил её и, не мешкая, выскочил из укрытия. Он с ходу, не скрываясь, стоя в полный рост, кинул гранаты под гусеницу танка.
– Третий, – устало пронеслось в его голове. Первый он подбил своим противотанковым ружьём, когда Сашка был ещё жив и сидел рядом, подавая патроны. Иван осмотрелся. Оставшиеся танки противника отступали под натиском подоспевшего резерва. Кругом слышалось удалое "Ура". Румынской пехоты уже не было видно на поле боя.
– Теперь можно и передохнуть.
Но передохнуть не получилось. Из горящего "Тигра" в чёрных как смоль комбинезонах через открывшийся люк полезли фрицы. Иван выхватил из кармана пистолет с двумя оставшимися патронами и в упор расстрелял одного танкиста, двое других даже не успели поднять автоматы, как упали рядом с танком словно подкошенные. Солдат оглянулся. Позади него стоял и весело улыбался загорелый пехотинец с автоматом в руке. Из-за горящего танка появились ещё человек десять солдат. Форма на них была словно только что со склада, да и оружие блестело, как на смотре.
– Ну ты даёшь, паря, – прокричал пехотинец, по всему видать, ещё не обстрелянный, в прошлом шахтёр. Он и автомат-то держал неумело, как отбойный молоток. – Знатно на-гора выдал. По-нашему. Молоток.
Он обвёл взглядом высотку и враз посуровел. На чисто выбритых широких скулах отчётливо обозначились желваки. Вокруг, насколько хватало глаз, лежали разбитые орудия, стояли горящие танки. Свои, родные тридцатьчетвёрки. Немецкие "Тигры", "Пантеры". И трупы, трупы, трупы. Вперемешку с врагом, в окопах и на поле боя, среди неубранных хлебов и в воронках. Наполовину высунувшиеся из танков, обгорелые, лежащие в развороченной снарядами земле. Вперившие невидящие глаза в потемневшее от копоти выцветшее летнее небо. Лишь десятка полтора чудом уцелевших бойцов устало сидели на краю окопа и сворачивали почерневшими пальцами толстые самокрутки.
– Хана батальону, – прохрипел Иван, без сил опустившись на вывороченное танком бревно. – Хана…
Он обхватил голову руками и закрыл глаза. По грязным от пыли щекам медленно и как-то неуверенно скатилась слеза, оставив за собой тонкий холодный след. Так он последний раз плакал ещё пацаном над могилой матери в свои неполные четырнадцать лет.
Глава 2.
Сквозь соломенную крышу сарая дружно и весело пробивались лучи утреннего солнца, освещая незатейливую постель, устроенную на прошлогоднем сене. Из-под разноцветного одеяла с одной стороны выглядывала лохматая голова, а с другой босые ноги Ивана Селиверстова, колхозного бригадира. Иван как мог укрывался от назойливого солнца, но совсем спрятаться от него так и не получалось, а подвинуться в тень было ужасно лень. Да и спать жуть как хотелось. Сон такой сладкий снился, что смотрел бы и смотрел его без конца. Лидка Крайнева снилась, давняя пассия бригадира. И главное, понятно было, что это всего лишь только сон. Делать можно абсолютно всё что захочешь, только вот делать это всё как-то уж совсем не получалось. Изворачивалась Лидка, словно уж, целовать себя так и вовсе не давала. Смеялась, бестия, и хоть ты тресни, а ничего у Ваньки не ладилось. Солнце ещё как назло мешало хорошенько сосредоточиться. Светит и светит прямо в глаза. Лидка от этого то и дело пропадает…
