Если не считать Марабарских пещер – а они находятся в добрых двадцати милях отсюда, – город Чандрапур ничем не отличается от сотен других заурядных населенных пунктов Индии. Город этот полосой около двух миль в длину протянулся вдоль скорее огибающего, нежели омывающего его Ганга, воду которого можно лишь с большим трудом отличить от грязи и ила, каковые он оставляет на берегу. Здесь вы не увидите ступенек, ведущих в купальню, поскольку Ганг в этом месте еще не почитается святым. Здесь нет даже набережной, и оживленный базар закрывает от взгляда широкую и изменчивую панораму мощного потока. Улицы убоги, храмы запустели, и хотя в городе есть несколько приличных домов, они либо скрыты за пышной садовой растительностью, либо прячутся в переулках, отпугивающих своей грязью и отбросами всех, за исключением приглашенных гостей. Чандрапур никогда не был ни большим, ни красивым, но двести лет назад он находился на дороге, соединявшей Верхнюю Индию – тогда еще имперскую – и берег моря. Все приличные и красивые дома относятся именно к тому периоду. Тяга к украшательству иссякла в восемнадцатом веке; впрочем, она никогда не отличалась демократичностью. На базаре вы не увидите картин; резьбой по дереву торгуют очень мало. Кажется, что и само дерево здесь сделано из грязи, по которой передвигаются обыватели, вылепленные из того же материала. Все, на что падает взгляд, так принижено, так монотонно, что кажется, будто Ганг смыл с почвы все маломальски заметные выступы, бугорки и возвышенности. Дома время от времени падают, люди тонут и разлагаются, но общие очертания города остаются неизменными – съежившись в одном месте, он вспухает в другом, словно особая, низкая, но неуничтожимая форма жизни.
Дальше от берега местность неожиданно меняется. Здесь находится овальный майдан и длинное желтоватое здание больницы. Дома, принадлежащие потомкам от смешанных браков, стоят на возвышении неподалеку от железнодорожного вокзала. За железной дорогой, бегущей вдоль реки, местность понижается, а затем снова круто поднимается вверх. На этом подъеме располагаются административный центр и гражданский поселок. Отсюда Чандрапур кажется совсем другим. Здесь это город садов. Собственно, даже не город, а лес, по которому там и сям разбросаны дома. Садовый тропический парадиз, омываемый благородной рекой. Сочные пальмы, индийские мели, манго и священные фикусы, скрытые при взгляде от реки базаром, здесь сами закрывают базар. Растительность буйно выпирает из садов, питаясь водой из древних резервуаров, взрывает душные пригороды и окружает заброшенные храмы. В поисках света и воздуха растения, наделенные большей силой, нежели человек и его творения, парят над низкой гнилью, приветствуя друг друга ветвями и маняще трепещущими листьями, построив заодно целый город для птиц. После дождей они закрывают то, что расположено внизу, непроницаемой пеленой, но и в остальное время, обожженные солнцем и без листвы, украшают город англичан, построенный ими на возвышенности, чтобы вновь прибывшие не видели убожества, каковое им описывали, и, лишь спустившись вниз, пережили бы крушение иллюзий. Что же касается гражданского поселка, то он не возбуждает никаких эмоций. Он не чарует, но и не отталкивает. Спланирован он разумно и обоснованно: на переднем плане горделиво стоит Клуб – здание из красного кирпича, за ним – продуктовый магазин и кладбище; дома с верандами обрамляют улицы, пересекающиеся под прямыми углами. В нем нет ничего отвратительного, но красив только открывающийся отсюда вид. Поселок не имеет ничего общего с городом, лежащим внизу, кроме бездонного синего неба.
