РАССКАЗЫ АНГЛИЙСКИХ АВТОРОВ
МОРЕ
* * *
STORIES BY ENGLISH AUTHORS
THE SEA
* * *
I. НЕОБЫЧНОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ СТАРШЕГО ПОМОЩНИКА
У. КЛАРК РАССЕЛ
* * *
I. THE EXTRAORDINARY ADVENTURE OF A CHIEF MATE
BY W. CLARK RUSSELL
В газетах 1876 года появились следующие выдержки из судового журнала торгового судна: «ВУЛКАНИЧЕСКИЙ ОСТРОВ В СЕВЕРНОЙ АТЛАНТИКЕ. – Судно «Геркулес» из Ливерпуля, недавно прибывшее в Мерси, сообщает следующее: 23 марта в точке с координатами 2 градуса 12' северной широты и 33 градуса 27' западной долготы ощущался толчок землетрясения, и вскоре после этого на расстоянии около двух миль от корабля поднялась масса земли. Майкл Бальфур, старший помощник, упал за борт. Ему бросили буй, судно развернули по ветру, и через пятнадцать минут после происшествия спустили шлюпку. Но хотя люди некоторое время искали старшего помощника, его не было видно, и предполагается, что он затонул вскоре после падения в море. Капитанам судов рекомендуется внимательно следить за ситуацией на новом острове, как указано выше. Несомненно, его заметят и другие кораблей, и должным образом сообщено."
Я Майкл Бальфур; это я упал за борт; и мне нет нужды говорить здесь, что я не утонул. О вулканическом острове сообщило только одно другое судно, и причина этого будет подробно прочитана в этом отчете о моем странном приключении и милосердном спасении.
Это был вечер 23 марта 1876 года. Наш переход к экватору из Сиднея был хорошим, но в течение трех дней нас беспокоили легкие встречные ветры и штили, и с четырех часов этого дня океан растянулся маслянисто-гладкими волнами до своего края, и ни единого вздоха воздуха, чтобы наполнить его чудесную безмятежность тенью. Курсы были подняты, стаксели опущены, бизань поднята; паруса деликатно ударяли по мачтам в такт мягкому покачиванию высоких рангоутов и посылали небольшой рябь грома в неподвижном воздухе, словно дробь барабанов, слышимую на расстоянии. Жара была сильной; я никогда не помнил более пронзительного солнца. Смола в швах была мягкой, как замазка, в воздухе стоял запах вздувшейся краски, и это было похоже на то, как если бы вы положили руку на раскаленную плиту, чтобы прикоснуться к колпаку нактоуза или на мгновение ухватиться за железный страховочный штырь.
В человека с таким спокойствием входит своего рода отвращение. «Глубина гнила», – говорит поэт; и вы понимали его фантазию, когда замечали слепой подъем зыби к солнцу, стоящему посреди медного неба, с его следом под ним, тонущим в извилистом ослеплении, как будто это был его огненный взгляд, пронзающий зеленые глубины глубиной в тысячу саженей. Было достаточно жарко, чтобы расслабить нервы и дать воображению больший простор, чем здравый смысл позволил бы ему проехать.
Вот почему, возможно, я находил что-то ужасное и отталкивающее в закате, хотя в другое время он едва ли задержал бы мой взгляд на минуту. Но верно, тем не менее, что и другие, кроме меня, таращились на чудесные фонтаны горячего пурпура, – они выглядели как застывшие водовороты алой дымки, – в самом сердце которой сидело без лучей небесное тело, заливая море кровью под собой, так великолепно падал оттенок, и заливая небо двадцатью красками золота и оранжевого, пока на дальнем востоке сияние не померкло до нежности бледно-янтарного.
«Это закат, – сказал мне капитан Мэтьюз, уроженец Северной Англии, – который заставляет человека думать о прошедшем дне».
«Я смотрю на это, сэр», сказал я, «как будто я никогда раньше не видел заката. Это самая странная часть, по-моему. Там достаточно огня, чтобы поглотить шторм. Как же тогда ползать кошачьей лапке?» И я тихонько свистнул, пока он смачивал палец и поднимал его; но напрасно; вся тяга была между леерами, и они дули вперед и назад с каждым взмахом парусов.
Когда наступали сумерки, тишина на море была чем-то, что могло вызвать у человека самые разные настроения. Небо представляло собой парящую бархатную полосу звезд, среди которых лежала молодая луна, свернувшись, и мерцание нежно-фиолетовых молний на юго-западе, словно какой-то гигантский фонарь, пролетая, бросал свой свет на темно-синюю тьму там. Капитан спустился вниз, долго и нетерпеливо оглядываясь вокруг, а я перегнулся через перила, вглядываясь в воду рядом или направляя свой взгляд в ужасающую даль, где висели низкие звезды. С каждым мягким наклоном борта судна к наклону темных складок вырывались клубы мутного фосфора, смешанные с искрами более острых огней время от времени, синих, желтых и зеленых, словно черви пламени, вырывающиеся из своих коконов туманного сияния. Шум холста наверху напоминал шевеление шестеренок, а скрип бруска и скрежет шестеренок усиливали иллюзию, словно эти звуки были голосами огромных птиц, беспокойно хлопавших крыльями в вышине.
Вдруг рулевой поразил меня наблюдением. Я подошел к нему, и он указал наверх длинной, призрачной рукой. Я взглянул и увидел корпозант, как его называют на море, – огонь Святого Эльма, – горящий в конце реи. Рея была квадратной, и полированное море внизу отражало его так ясно, что мистический огонь лежал, как огромный светлячок на черном зеркале.
