Для Оли идеальное утро начиналось в обед. Когда тишину пронзил телефонный звонок, на часах было 6:54. Надрывалась мелодия на сотовом группы «HELVEGEN» – «Жатва», а девушке снилась лесная ведьма, которая в необъятном чёрном балахоне под «Собирает ваши души», манила к себе своими длинными крючковатыми пальцами, словно хотела заманить в ловушку.
– Алло! – сонным голосом в трубку сказала Оля. И где-то там, эхом, ей оно же и отразилось. Она что, на громкой связи?
– Доброе утро! – на том конце затараторил приятный мужской голос.
– Ольга Анатольевна Крыжовникова? Всё верно?
– Да, это я, доброе утро!
– Простите за столь ранний звонок, я, надеюсь, вас не разбудил? – и, не дождавшись ответа, продолжил дальше чеканить мужчина. – Меня зовут Владимир, я юрист вашей матери, Крыжовниковой Ларисы Петровны, если вы помните такую, – в его голосе показалась некая издевка.
– Такое не забудешь, – пробурчала в ответ девушка.
– Вы знаете, тут такое деликатное дело. Ваша мама тяжело больна…
«Мама!», – громко вскрикнула Ольга в глухую тишину квартиры. «Это не мама, а фурия!», – продолжала разговаривать девушка со стеной. Сон испарился, как роса на солнце, она вздохнула и побрела в ванную, чтобы освежиться ледяной водой. Под холодными струями, остатки сна смылись окончательно. Оля посмотрела в треснутое зеркало, хозяйка квартиры обещала его поменять, но забыла. Так и висит оно, расколотое, напоминая девушке, что и жизнь у неё такая же. Оля рассматривала своё отражение: светлые волосы торчали в стороны, взгляд потух, как лампочка в коридоре, под глазами обжились темные круги, морщины избороздили лоб и кружевом сплелись у рта, а ведь ей только будет 33. Шрам на брови напомнил трещину на зеркале. Этот след ей оставила на память мама. Лариса Петровна в ссоре ударила дочь, но силу не рассчитала, и девочка упала, ударившись лбом об угол деревянного стола. Рассеклась бровь, и кровь липкой красной струйкой растекалась по лицу и шее. Мама тогда сильно испугалась за дочь, остановила кровотечение и заклеила рану пластырем. Теперь эта метка с ней на всю жизнь.
Удивительно, что человек состоит из воспоминаний, и почему только плохие выходят на поверхность быстрее хороших. Именно они заставили Олю понервничать, захотелось курить, а дома, как назло, закончились стики. Пришлось быстро собраться и выйти на улицу до ближайшего ларька. «Табачная лавка» находилась рядом с кофейней. Для девушки кофе стал такой же зависимостью, как и никотин, и она решила сначала заглянуть туда. На пороге кофейни стоял ссутулившийся мужчина, пахнувший насыщенным древесным ароматом с нотками мускатного ореха, Оля помнила этот запах. Она вздрогнула. Руки затряслись, дыхание сбилось, мужчина шаркающей походкой подошел к стойке заказов, заговорил низким басом, делая заказ. «Этого не может быть!» – судорожно вертелось в голове. Мужчина почувствовал взгляд незнакомки и обернулся. Девушка с облегчением выдохнула, это был не он. Пить кофе расхотелось, и Оля быстрым шагом направилась к «Табачной лавке».
Рассвет первым лучом солнца поразил небо, ещё недавно была нетронутая синева, а сейчас ярко-алое пятно растекается по всему небосводу. Будто небрежный художник, случайно, капнул кистью на только что нарисованный холст.
Оля докурила стик, убрала «Айкос» в карман флисовой рубашки и шагнула в распахнутые двери вокзала. Оттуда шибануло тепловозной гарью, запахом потных подмышек, едким запахом мочи и прокисшим давно воздухом. Купила билет на ближайшую электричку до города Н. и терпеливо ждала её на привокзальной площади. Тут было свежо. Не то, что там. Оле пришлось спрятать руки в карманы, она поежилась, выпуская пар изо рта.
Небо над вокзалом пустое и бледное, как сама девушка. Подошла электричка, Оля уверенно зашла в вагон, нашла свободное место возле окна и стала разглядывать случайных попутчиков. Каждый был занят своим делом: кто-то спал, кто-то читал газету, кто-то сидел в телефоне. Быстро потеряв интерес, девушка решила смотреть в окно. За ним мелькали неизвестные перроны, деревушки, реки, озера, леса. Ближе к станциям вагоны замедлялись, за окном плыли семафоры, будки, составы на запасных путях. На остановке набирались ещё люди, и электричка снова двигалась к городу Н. Незаметно для себя, девушка задремала и проснулась, когда вагон стало заметно пошатывать. Её остановка. Взяв дорожную сумку, взвалив рюкзак на плечи, Оля вышла на привокзальную площадь. Навязчивые таксисты начали предлагать отвезти в любую точку города, орали друг на друга, сбивали цену, лишь бы переманить к себе клиента; люди толкались у ларьков и касс, некоторые толпились у киоска с едой.
«Смелые», – подумала Оля. Даже если бы она была голодна, не решилась отведать вокзальной еды, боясь слечь с отравлением. Подошел попрошайка, цыганенок лет пяти, на ломаном русском попросил дать денег на еду, затянул что-то про «не ел, не пил, помоги, тетя». Девушка достала булку свежего батона, брала в электричку, думая, что пригодится, и отдала пацану. Тот небрежно выхватил хлеб из её рук, выругался, побежал, но пару раз обернулся на «тетю» и кинул свою подачку бомжу. Бомж оказался более благодарным. Открыл упаковку с булкой, обнюхал её со всех сторон, аккуратно отломал кусок и медленно положил в рот. По довольному лицу стало понятно, что он благодарен, не то, что тот пацан. Оля ухмыльнулась и зашла на автовокзал, который находился недалеко от железнодорожного, надо было купить билет на автобус до её поселка.
