Сад против времени. В поисках рая для всех

Одолевая зодиак,

Цветам пошлет светило знак,

А те – пчеле укажут время.

О, пчелы, суетное племя!

И разве для цветов сей труд —

Счет упоительных минут?[1]

Эндрю Марвелл. Сад

Эта книга зовется закрытым садом, крепко запертым раем, полным всяких плодов.

Ричард Ролл. Английская псалтирь[2]

Olivia Laing

The Garden Against Time: In Search of a Common Paradise

Picador

Перевод: Наталья Сорокина

В книге использованы иллюстрации из справочника Давида Генриха Хоппе «Ectypa Plantarum Ratisbonensium» (1788)

Copyright

© by Olivia Laing 2024

© ООО «Ад Маргинем Пресс», 2024

Иногда, не очень часто, я вижу сон. Мне снится, что я в каком-то доме и обнаруживаю там дверь, о которой раньше не знала. За ней неожиданно оказывается сад, и я на миг сонного безвременья становлюсь первооткрывателем неизведанной территории, сулящей разные перспективы. Там может быть пруд с ведущими к нему ступеньками или статуя среди опавших листьев. Этот сад никогда не бывает ухоженным, нет, он непременно очаровательно заросший, и от этого возникает ощущение, что там спрятано сокровище. Что же там растет, какие редкие сорта пионов, ирисов и роз я там отыщу? Просыпаюсь я с чувством, как будто ослаб какой-то тугой зажим и заструилась новая жизнь.

Почти все те годы, что мне снился этот сон, у меня не было своего сада. Собственный дом появился поздно, когда мне было уже сорок, а до того я жила на съемных квартирах, к которым лишь изредка прилагался участок земли. Первый из моих временных садиков возник в Брайтоне. Он был так узок, что, раскинув руки, я практически могла дотронуться до изгородей с обеих сторон. Круто взбираясь по гребням холмов Даунса тремя террасами, сад увенчивался теплицей на самом высоком месте, бурно заросшей виноградной лозой, в которой обитала жаба с золотыми глазами.

Там я посадила календулу, она же ноготки, которая, если верить ботанику XVI века Джерарду, должна «весьма укреплять и утешать сердце». Я как раз училась на фитотерапевта, и все мои мысли были заняты растительностью, хитросплетением натуральных форм. Занятия ботаникой учили меня смотреть. Обыкновенный мир благодаря им становился причудливее, обретал тонкие детали, как будто у меня появилось увеличительное стекло, втрое усиливавшее остроту зрения. Каждое растение настолько тесно переплетается с историей человечества, что, когда его изучаешь, тебя утягивает в пучину времени. «Дикий ноготок подобен садовому, однако меньше его; всё растение погибает с первым приближением зимы и возрождается снова от падения семени».

Десяток лет спустя в Кембридже я посадила шалфей и ракитник, облагородила вонючий пруд, по весне полный тритонов – они выплывали на поверхность и выпускали серебристые пузырьки воздуха. Квартиры я снимала по краткосрочным договорам, стены там были покрыты черной плесенью, а вот садики давали мне ощущение надежности или хотя бы примиряли с непостоянством. В садовых работах, помимо созидательности, я обожала самозабвенность, погружение в своеобразный транс, совершенно не похожий на обычное повседневное мышление, как логика сна не похожа на явь. Время останавливалось, точнее, увлекало меня с собой. Однажды, когда мне было двадцать с чем-то, я прочла какой-то список правил жизни и так впечатлилась, что переписала все эти правила в черный блокнотик, который в те годы забивала изречениями и советами о том, как быть личностью. Мое любимое правило гласило, что всегда стоит развести сад, неважно, надолго ли ты задержишься в этом месте. Может, эти сады и не сохранятся, но разве не лучше продолжать свой путь, оставляя за собой клубы пыльцы, как Джонни Яблочное Семечко?[3]

Все эти садики стали для меня способом почувствовать себя дома, но каждый раз, когда очередной домовладелец расторгал договор аренды и задешево продавал участок, столь откровенно показывая, что он мне не принадлежит, я всё сильнее хотела, чтобы у меня появилось собственное пространство, которое всегда будет моим. Я мечтала о нем с детства, острее даже, чем мечтала о доме. Если не считать любви, это желание было у меня самым постоянным и поглощающим, и, как водится, первое принесло в мою жизнь за собой и второе – я до сих пор не могу до конца поверить в столь резкое везение. Мне было уже за сорок, и я повстречала, полюбила и вышла замуж за кембриджского профессора, человека невероятно умного, скромного и душевного. Иэн намного старше меня; его дом рядной застройки был от пола до потолка завален книгами. Незадолго до нашего знакомства у него умерла жена, а когда я к нему переехала, он перенес две серьезные операции. Подружились мы в первую очередь благодаря интересу к садоводству, и, когда Иэн вышел на пенсию, мы завели разговор о том, что надо бы перебраться куда-то, где можно будет восстановить заброшенный сад или посадить свой. Неясно было, сколько времени нам отмерено, и посвятить хотя бы часть него созданию сада представлялось хорошей идеей.

Когда мы занимались поисками, тетя прислала мне имейл: фотография дома, увитого розами по самый водосточный желоб под крышей; когда-то их сформовали так, чтобы ветки изгибались свободно, а цветы россыпью стучались в окна. С двух сторон от входа росли кусты самшита, смешно подстриженные в форме пирожных «Французские причуды» марки Mr. Kipling. Дом, основательный, квадратный, с трубой, словно сошел с моих детских рисунков, воплощая нестерпимое желание укорениться, сопровождавшее меня все эти неприкаянные годы. Я пролистала описание дома внутри и добралась до раздела, озаглавленного «Участок». «Особую привлекательность дому придает сад RHS