Расстилалась пустошь. Старая и верная крепкая кобыла шлепала копытами по дождевому снегу. Земля, полная слякоти, напоминала предвесеннее состояние – здешние места познавали краткосрочную сухость лишь в конце марта или, на худой случай, в апреле. Прибрежный ветер завывал, мешая одной женщине спокойно погружаться вкрапливаемые постылые мысли. Она часто отвлекалась на спор двух сыновей, поправляла между ног клетчатую длинную юбку и прибирала в порядок влажные волосы. Вялый слух не улавливал сути, от этого старался сконцентрироваться на внутреннем голосе…
Глаза остановились и напрочь потеряли скудный покой, когда не далеко, в нескольких метрах от проезжей части, на мерзлой и грязной травяной поросли лежал юноша лет шестнадцати-семнадцати – его лицо укрылось, а бледные и оледенелые руки полностью оказались беспомощно расслаблены. Женщина осмотрелась, она ещё раз убедилась в том, что ей это не почудилось – и, выпустив поводья, бросилась на помощь. Первое, что она почувствовала на себе – болезненное дыхание: оно передавало острые и громкие толчки сердца, пытавшееся свободной мучительностью разорваться изнутри.
Мисс Айзес машинально измерила чужой пульс и не заметила как старший сын Кейтесс разделял с ней трезвящее волнение – никто не хотел думать о произволе смерти.
– Так, срочно его сеном накрой, может быть дотянет, бедняжка, – сказала она, возвращаясь торопливо к повозке, – До районной больницы уже не успеем… – и после обратилась к младшему сыну. – Лирел, помогай скорее Кейтессу. Видишь он несет его?! Живо, живо!
Лошадь уже помчалась, ощутив на себе стиснутую на морде узду, – так она догадывалась – её заставляли увеличить бег.
– Мама, а что с ним случилось? – спросил Лирел.
– Не знаю, дорогой мой, – на холоде, от такого очевидного со стороны ребенка вопроса, у женщины выступил пот на лбу, и ей удалось лишь скомкано ответить – Но сейчас у него начнется лихорадка. Он видимо долго пролежал так на земле, промок и замерз до нитки! Ох, держитесь… – дернулся голос на упущенной кочке.
Торопливость и крайняя беглость мыслей пронеслись до Тиля быстрее вращавшихся колёс крытой повозки. Дорожные ямы из мелкой гальки и глиняного песка без особенного внимания возвращали к проблеску тряски. Пустошь превратилась в холмистую долину, среди которой уныло торчали худощавые брошенные деревья. С противоположной стороны лесной нищеты послышались знакомые звуки мнимого безтишья – соленым воздухом доносились низкие мычания морского побережья.
Угнетено-серое небо сливалось с обширной чехардой маленьких домов, отсутствие лампового света в соседских окнах придавали им суровость и иллюзорную запустелость. Готовился пойти крупный снег.
