Дуплет. Таинства рождений
(моя предбиография)
Гуляли втроем, вечер за вечером. Чаще всего по улице Горького, бывшей Тверской и будущей Тверской, глазели на витрины промтоварных магазинов с замершими в неестественных позах суровыми строителями коммунизма… Глазели на голубей мира, невзирая на громкий международный титул, бесстыдно купающихся в мутноватых лужах с перьями и пухом…
И так гуляли, беспечно болтая, ловя оторопелые взгляды москвичей и гостей столицы. Поймав очередной обезумевший взгляд, прыскали со смеху. Даже не прыскали – хохотали. Но чем больше они смеялись, тем большее недоумение вызывали, причем все трое.
Славик, развеселившись, как-то похлопал по плечу остекленевшего незнакомца в ватном халате – уроженца солнечной Средней Азии: «Закрой рот, товарищ!». Но «товарищ» совету не внял и рот не закрыл. Более того, открыл его еще шире: в родном кишлаке такое не увидишь, а здесь – столица… Что творят!!! Что творят!!!
Хотя, чего тут смешного или удивительного? Обычный семейный выход: Славка в центре, в белой рубашке с закатанными рукавами, в широченных черных брюках, по бокам сестра и жена, Нинка и… тоже Нинка обе в легких крепдешиновых платьях.
* * *
То воскресенье начиналось просто замечательно: Славка примерил купленное матерью в ГУМе зимнее пальто: добротное, из ворсистого дорогого драп-ратина.
Женатому сыну Капитолина Иосифовна одежду теперь не покупала, только своему мужу: чтоб попусту его не прерывалась его творческая инженерная мысль. Приложит Капитолина Иосифовна к груди приглянувшиеся брюки, посмотрит придирчиво: не велики ли пуговицы на гульфике? Не яркого ли цвета? Достают ли брючины до пола? Не сильно ли волочатся? Пиджак наденет, но не застегивает: тут у нее с Григорием Ивановичем кардинальные разногласия. Если нигде не жмет и ценник не страшный, то покупает.
Иногда, правда, выудит покупателя поприличнее да посолиднее, да чтоб не заносчивый с виду был, поскромнее, и попросит: «Молодой человек, не могли бы вы примерить эти вот брюки (пиджак, пальто)?» И жертва понуро отправляется в примерочную: расшнуровывать ботинки, греметь пряжкой ремня, снимать легкие парусиновые брюки и надевать другие – теплые, шерстяные, кусачие…
А вот позавчера у Капитолины Иосифовны сработала застарелая привычка, и она попалась на пальто. Оно показалось ей таким красивым, таким красивым, что даже примерять не стала: раз – и купила мужское зимнее пальто пятидесятого размера!
«Инженер, а бегает зимой в несолидной обдергайке», – успокаивала она себя. Но мысль, что пальто не подойдет или придется не по вкусу сыну или, упаси бог, невестке, упорно просверливала ей мозг от правого виска к левому и обратно. И так – со среды до воскресенья, пока Славка, Славушка, не пришел к родителям воскресным утром и не примерил обнову. Пальто сидело, как влитое!
В новом пальто, не чувствуя почти тридцатиградусной жары, Славка смотрел не в зеркало облезлого ждановского шкафа, в будущее. Оно, будущее, было не просто безоблачным – оно было прекрасным!
В это же зеркало, переполненные радостью за Славкину обнову, глядели обе Нины и родители, Капитолина Иосифовна с Григорием Ивановичем. Нет, они не видели отражающуюся в нем крохотную комнатку, где за единственным столом из года в год обедали, разливая половником дымящиеся щи по тарелкам, а рядом чертили, считали, двигая стеклышко логарифмической линейки, листали технические справочники, краткие и не очень; ну, то есть, просто совсем-совсем не очень.
Всем пятерым грезились заснеженные переплетенья промороженных рельсов, и даже пурга, и сам Славик, идущий в депо четкой уверенной поступью грамотного молодого специалиста.
После примерки пальто втроем решили поехать в ЦПКиО и там у культурно отдыхающих вызывать привычную оторопь.
Нагулявшись, они уселись на скамейку под громкоговоритель, как под солнце, изливающее бодро-оптимистические голоса Нечаева и Бунчикова, сливающиеся в единый хор с другими такими же Нечаевыми и Бунчиковыми с соседних столбов.
Славик побежал дамам за мороженым, за эскимо, но, когда они зашелестели сверкающими серебряными обертками, обеим сладкие молочно-шоколадные капли размякшего мороженого упали на животы: обе Нинки были на сносях…
Обе – одинакового маленького роста и кудрявые, обе – почти брюнетки – обе симпатичные и при этом обе – на одинаковых, на глаз, сроках беременности. Положение Славика, высокого ослепительного блондина, между ними двумя выглядело не только двусмысленным, но и почти вызывающим.
– Может, в кривые зеркала пойдем? – предложил Славик, но неуверенно как-то предложил, вяло.
– Слав, ну ты как скажешь! – возмутилась Нинка, которая жена.
– А куда?
Все с завистью посмотрели на колесо обозрения: там, на самом верху, видна вся Москва, Кремль, Университет… Но очередь, чтоб ей неладно было!
Из всего разнообразия, что предлагал парк ЦПКиО, оставались детские лошадки с оленями, велосипеды, тир и самолеты.
Что сподвигло беременных «девушек» на полет? Может, «Марш авиаторов», накрывший из громкоговорителей всю поверхность парка? Может, Славкино пальто или долгожданные корочки дипломов? Или солнечный день и катание «впятером» на лодках? А, может, новые станции метро, кольцом обнявшие высотки, устремленные в небо Москвы, теперь уже точно, навсегда мирное, или мозаичные панно с самолетами в том же метро? Или скульптуры, рельефы, барельефы и даже горельефы, но неизменно прославляющие растениеводство с животноводством и виноградарством? А если все вместе: солнце, лето, молодость и, главное, безмерное чувство свободы и полета, пред которым «Good day sun shine», пропетое в будущем, – элементарное расслабленное потребление?
