Легкий ветерок пробежал по дереву. Висящие среди веток прозрачные бесцветные шары слегка качнулись и, словно просыпаясь, медленно поплыли вокруг кроны, тихонько раскачиваясь из стороны в сторону.
В середине каждого шара замерцали, запрыгали мелкие искры, вспыхнули и осветили их своим светом, превратившись в небольшие разноцветные огоньки.
От этих огоньков пространство внутри бывших прозрачных сфер, начало заполняться оттенками красок, от светлых, нежных, пастельных до насыщенных ярких и сочных тонов. Наливаясь ими, как медовые выспевшие яблоки на ветках яблонь в конце лета наполняются теплом солнца, шары становились тяжелее и плотнее.
Вслед за шарами потянулся от них тонкий полупрозрачный шлейф. Он мягко и нежно окутывал ствол, лаская его, как ласкает влюбленный мужчина любимую женщину, придавая дереву силу, надежду и возбуждая в нем желание жить.
Чувствуя его направление, за ним пробудились дремлющие древесные соки. Нерешительно и робко тонким ручейком потекли по корням, нащупывая и проверяя путь и неожиданно ощутив простор и возможность – сильнее сильнее , взметнулись радостно бурлящими потоками ввысь, к каждой мелкой веточке, к каждому листу. Расправив ветви дерево потянулось вверх, к небу, словно человек, вдохнуло полной грудью, впустило в себя порцию чистого свежего воздуха и засияло-запереливалось всеми цветами радуги, осветив цветными искрами пространство вокруг себя.
Движение в родовом дереве отозвалось у всех входящих в него поколений. И каждый из них, несмотря на время и расстояние, возраст и пол почувствовал – жизнь меняется, и меняется в лучшую сторону.
Старый ворон сидел на дереве и чистил клюв.
«Дядюшка Ворон, дядюшка ворон! – раздался рядом писк. – Расскажи нам сказку!»
«Вот неугомонные!» – подумал ворон, тщательно счищая последние, видимые только ему пылинки с толстого носа. Нос, он же клюв, был предметом его особой гордости. Толстый, длинный, удивительно прочный, он не раз выручал старика в сложных жизненных ситуациях. А ситуаций, как и удивительных историй, в жизни Ворона было предостаточно. Не на одну жизнь могло бы хватить.
«Хорошо, хорошо,– снисходительно ответил Дядюшка Ворон, прервав свое занятие. – Только не пищите».
Воронята обступили дядюшку, тесно прижавшись к друг другу.
Непутевая сестра ворона, так он ее называл, была птицей, погруженной исключительно в радости (и не только радости) материнства. Ее интересовали исключительно дети и заботы о них: накормить, согреть, обучить нехитрым житейским премудростям. Весь ее мир был сосредоточен на потомстве, которое, к слову сказать, было весьма многочисленным. За ним и присматривал периодически старый Ворон, активно участвуя в жизни подрастающего поколения. Вот и сейчас, восемь пар черных глаз бусинок смотрело на него, затаив дыхание в предвкушении новой истории.
Племянники частенько навещали дядюшку, наполняли дом гвалтом, щебетом, суетой и, порой, беспорядком. Но Ворона это нисколько не смущало. Его дети уже выросли, а он любил, когда дом наполнялся веселым детским смехом.
«А теперь немедленно марш в гнездо! – скомандовал Ворон закончив свой рассказ. – Мать вас там уже заждалась, спать давно пора!»
И действительно, начали сгущаться сумерки. Лес медленно, но, верно, погружался в ту особую ночную жизнь, которая недоступна постороннему глазу днем. Звуки становились тише, движения листвы – медленнее и плавнее, воздух наполнялся прохладой. Запахло – потянуло сыростью. Все готовилось ко сну.
Подождав немного и убедившись, что все воронята добрались до места назначения, а за ним никто не наблюдает, Ворон зычно и раскатисто каркнул и неожиданно резко упал вниз, ударившись об землю.
«Ах, как славно!» – мужчина расправил затекшие слегка плечи, слегка потянулся и покрутил головой из стороны в сторону. Был он давно не молод, но все еще хорош собой. Высокий и широкоплечий, с ладно сложенной фигурой. И ничего не выдавало в нем ворона, кроме, пожалуй, черного, как смоль цвета волос, да длинного носа, который, впрочем, нисколько не портил его внешности. Накинув на голову капюшон черного длинного плаща, он совсем уже собрался пройтись по своим владениям, но буквально на секунду замешкался и не зря.
«Мацко!» – тонкий девичий голос донесся откуда-то из глубины леса. Решив не выдавать своего присутствия, Ворон замер на месте, затаил дыхание и внимательно всмотрелся сквозь ветки деревьев. Вскоре на поляне показались двое. «Мацко, мой Мацко, – нараспев приговаривала девушка, прижимаясь к высокому рослому юноше. – Мой Мацко…» Пара, увлеченная друг другом, не замечала ничего и никого вокруг. Впрочем, многие ли влюбленные видят что-либо вокруг кроме себя? В эту минуту ночь окончательно опустилась на лес, и разлившая густая непроглядная тьма укрыла юношу и девушку от посторонних глаз. Оставшийся незамеченным Ворон помрачнел. В молодом мужчине он узнал своего младшего и самого любимого сына – Мацко. И все было бы ничего, но спутница сына была племени человеческого, а не вороньего, а это предвещало немало проблем, и проблем серьезных. С досады он стукнул кулаком по ни в чем неповинному стволу ближайшего дерева так, что с него посыпались листья, и расстроенный и злой отправился на ежедневный осмотр своей территории.
