Меркурий. Планета изгнанников и теней.
С первого взгляда – адское место: радиация, мрак и пустота. Но для беглецов и отщепенцев именно здесь начинается вторая жизнь. Законы тут бессильны. Суровая природа Меркурия судит строже, чем любой трибунал: ошибся – и тебя просто не станет.
Однажды человечество сделало невозможное – остановило вращение планеты. Половина Меркурия теперь вечно обжигается солнцем, другая – замерзла в бесконечной ночи. Это было решением на грани безумия – отчаянный шаг в эпоху энергетического коллапса. Но ставка сыграла. На светлой стороне выросли гигантские купола, ловящие солнечную ярость и перерабатывающие её в чистую силу – эргон.
Эргон стал новой кровью цивилизации. Его кристаллы дарят энергию без ядовитых отходов, питают станции, флоты, города. С тех пор Меркурий – не просто край Вселенной, а сердце её промышленной мощи.
А на границе между светом и темнотой, под прозрачными куполами, дышат города колонистов. Они кажутся мирными – с регулируемым климатом, искусственными ветрами и караванами грузовых судов. Но за этой внешней стабильностью – баланс на лезвии ножа.
Контрабанда, исчезновения, загадочные сбои в системах… Что-то зреет в темноте.
***
По орбите Меркурия медленно скользит спасательный корабль. Его обшивка потрескивает под натиском солнечного излучения – словно сама реальность сжимается от напряжения. Внутри, за герметичными переборками, скрыт отсек тренировок – замкнутое пространство, где исчезает ощущение времени.
Плотный металл стен поглощает звуки. Лишь лёгкое гудение систем, едва уловимое, создаёт иллюзию спокойствия. Свет мягкий, почти золотистый, но в нём чувствуется не тепло – а стерильность. Искусственная тишина. Давящая.
В центре куполообразного отсека вспыхивает голограмма. И вот – уже не отсек, а утро в японском парке. Всё до мелочей: россыпь лепестков сакуры на тропинке, дыхание ветра, тонкий аромат влажной травы, стук воды о камни ручья. Мир, созданный для красоты… и для дуэли.
На противоположных берегах – Пьетро и Мария. Они молчат. Даже их дыхание – сдержанное, будто в страхе потревожить тишину. На лицах гладиаторов внутреннее напряжение – как избыточное давление в замкнутом отсеке. В руках – клинки: композитные, тёмные, без единого блика, готовые к решению, от которого не отступишь.
Гонг. Одинокий звук. Не громкий – но безжалостный.
Пьетро первым делает шаг. Он словно выходит из сна – резкий, точный, целеустремлённый. Мария – как вода, плавная, текучая, но не менее опасная. Их движения отражаются в полупрозрачных водах ручья, искажённые, как воспоминания, которые больно вспоминать.
Они встречаются на середине моста. Воздух между ними будто сжимается. В этот момент всё замирает. Даже птицы в симуляции замолкают.
Схватка.
Звон металла. Искры. Клинки скользят друг по другу, как две судьбы, отказывающиеся переплетаться. Пьетро атакует, Мария отвечает. Их бой – не просто тренировка, это признание. В каждом движении – история. В каждом ударе – упрёк или прощение.
Но что-то меняется. Мгновение – и Мария замирает. Её глаза – не просто внимательные. В них боль.
Удар. Один. Потом второй.
Она падает. Река принимает её, как безмолвная исповедь. Кровь окрашивает воду в алый, и даже голография не может скрыть драму момента.
– В этом раунде победа за Пьетро, – звучит механический голос.
С потолка сыпется конфетти. Слишком яркое. Слишком неуместное.
Пьетро стоит, не двигаясь. Победа – как ржавый привкус на языке. Он смотрит, как Мария медленно всплывает – будто восстаёт из сна. Раны исчезли. Система восстановления тел гладиаторов работает безупречно.
– Общий счёт: пять – пять. Битва окончена.
Парк растворяется в воздухе, обнажая серый металл стен. Воздух сразу становится другим – тяжёлым, гулким. Возвращается глухое гудение систем. Пространство давит.
Пьетро и Мария висят в воздухе, зафиксированные электромагнитными захватами. Их тела неподвижны, как экспонаты в музее боли. Затем – движение. Медленное опускание. Стук тяжёлых сапог об пол. Щелчки отсоединяющихся креплений. Глухие шаги.
Захваты втягиваются в стены. Всё снова тихо. Как будто ничего не было. Как будто всё – только в их головах.
Но взгляды скрещиваются.
И в этой тишине, в замкнутом отсеке, под монотонный гул систем, становится ясно: настоящая битва только начинается.
