1. Про мальчика, которого пугала мама
– Жил-был мальчик…
Мама произносила эти слова с паузами и придыханием. И так искренне сама верила в свой ужастик, что от души боялась. А сын Егорка, который уже знал весь сюжет заранее, истошно кричал: «Не надо, не надо! Пожалуйста, давай лучше курочку Рябу!» – и пухлыми ручонками тянулся к её губам, чтобы закрыть их и заставить молчать…
Но мама была непреклонна. А как ещё принудить ребёнка спать? По крайней мере, у неё это не получалось. Он вообще рос каким-то бандитом. То шпильку в розетку сунет, то кофеварку на работе об пол шарахнет, то подруге в глаз так кружкой въедет, что та неделю с фингалом ходит.
А как-то пришла в гости девочка с работы. Ну, они пиво пьют, покурить на балкон выходят. Раз возвращаются, а дома игрушки горят. Все пластиковые, китайские, быстро полыхают. А у Егорки глаза сияют, и зажигалка в руках. Красная, с кнопочкой.
Ну, они в ванную, за ведрами. Потушили. Но сами игрушки и часть ковра на съёмной квартире так и не спасли. Останки вынесли ночью, чтобы соседи не видели и хозяевам не донесли. А утром идут вместе с Егоркой за руку мимо мусорного бака. Тот как увидит своё имущество и давай возмущаться:
– Ни-и-икуя себе, мои игрушки. Кто выкинул?
Вот так и жили. Если днём ещё туда-сюда, то ночью никакого слада. Не спит и всё. Машинки свои металлические по обоям на стенах в полосочку, как по автострадам, катает. А мать ругает его, уговаривает: спи, завтра в садик вставать. Не помогает. Одно только есть средство.
– …то-о-о-о-от самый мальчик никогда не слушался маму. И никак не хотел спать. И вот уже ночь. И девять. И десять. И оди-и-и-и-иннадцать. А в это время как раз выходит на охоту Баба-яга. И вот идёт она прямо по дороге в Северном микрорайоне. Неприятная такая, вся в сером одета. Ростом под два метра. Нос крючком. Брови большие, тяжёлые и глаза серые, холодные. Волосы грязные, в колтунах, платочком по типу банданы повязаны. А какого цвета платочек, уже непонятно – слишком старый. Нос – крючком, а на нём бородавка висит мерзкая. И одна нога у неё отмерла, не работает. И вот она её волочит за собой, по земле шаркает… Шарк, шарк, шарк, шарк… Что она делает в такой час в нашем городе? Ка-а-а-а-а-ак думаешь? А она ищет для себя детей, которые не спят. Заглядывает прямо в окна. Ну-ка, ну-ка, а кто это у нас тут? Сёмка Деньгин? Ну-ка, ну-ка, быть может, он не спит. Посмотрю, в глаза загляну-у-у-у-у! Не-е-е-ет, спит…
Маленький Егорка лежит, не шелохнётся, а в душе леденеет от страха. Глазки свои закрывает-жмурит. Но всё ещё не спит. Поэтому веки дрожат, подпрыгивают. А мама видит это и продолжает рассказ. И он становится всё страшнее и страшнее…
– Идёт она дальше. Смотрит в другое окно. С надеждой – может, Каринка Тиханович не спит? Вот тут-то я её и слопаю!!! Ну-ка, ну-ка, подую в лицо, проверю, может, притворяется… Не-е-е-е-е-ет… Пойду дальше… К Мише Юдину… А сразу после него наведаюсь к Егору Шевченко. Ага-а-а-а… Глядь, а Мишутка, и правда, не спит. Ну, она его за ногу волочит по ковру через весь зал. А родители – мама, папа и бабушка с дедушкой – сидят, телевизор смотрят, внимания не обращают. Ведь они совершенно в другой реальности…
Так, кстати, до Егорки Баба-яга ни разу и не дошла. То ли он от ужаса вырубался раньше, то ли мама специально тянула время и перебирала всех детей из его детского сада. Это была чисто её история. И одних она миловала, других жестокосердно отдавала на растерзание, а своего откладывала. Потом, убедившись, что он задрых, выходила на балкон и крепко затягивалась сладким дымом. Такая одинокая и свободная, как бледная луна в небе напротив.
Так было почти каждой ночью. Но в одну из них под окна пришла и подслушала всё это смерть. И, прямо как в сказке, утянула с собой мальчонку, пока мать на балконе курила. Конечно же, она ничего не заметила, всё-таки другая реальность…
А когда поняла – не поверила. Начала врачей в больнице уговаривать – спасите, помогите. Деньги собирать давай, чтобы в Израиль к волшебникам уехать. 150 миллионов понадобилось. Пришлось по телевизору выступать, листовки расклеивать. И даже Инстаграм[1] завести с хештегом «рак-дурак». Люди сначала деньги неохотно присылали. Не то чтобы жалели. Просто один думал, что второй обязательно отправит, а я, мол, в другой раз. Второй на третьего надеялся. И так далее. А на счету – мало. Все лекарства для тяжелобольных детей почему-то сильно дорого стоят. Мама Егорки уже совсем отчаялась, как вдруг нашёлся кто-то добрый и перевёл сразу все деньги. Но до самолета мальчик не дожил.
Тогда она взялась пить. Много. Водку. И день пила. И пять пила. И десять… А на двадцатый у Луны в небе напротив выросли большие тяжёлые брови и глаза серые, холодные. Смотрят укоризненно и цокают губами, которые тоже выросли. Тогда мама Егорки говорит:
– Ну почему я? Я-то что вам? Я ж ни убей, ни укради и всё такое? А вы мне как?
А Луна только цокает в ответ. И потом вдруг совершенно не в тему:
– Пойди и накорми всех голодных собак.
Мама Егорки аж опешила от такого:
– И тогда что? Вернёшь мне сына?
На что та многозначительно так:
