За окном бушевала снежная метель. Ветер бросал колкие охапки в окно, и они хрустально звенели, осыпаясь. Карниз уже завалило на треть. Если так будет продолжаться всю ночь, дом заметет по самую крышу.
"Что могло случиться наверху? Кто так страдает или злится, что вызвал ледяную вьюгу?" – Мира прислонилась лбом к стеклу и резко одернула голову от обжигающего холода.
– Ого! Кто-то явно не в духе сегодня.
Она оглянулась и поискала глазами собеседника. Тот уже не слушал, спокойно свернувшись клубком на ее любимом кресле. Мира усмехнулась. Соболь прикрыл нос пушистым хвостом и мирно посапывал, не обращая на неё никакого внимания. В отличие от подруги он всегда предпочитал не разбираться в проблемах, а переспать их. Глядишь, все само разрешится.
Мира снова уставилась в окно. Возможно, зверь прав, нужно меньше заморачиваться. Однако болезненное любопытство никогда не позволяло ей быть равнодушной к происходящему. Она щёлкнула пальцами, притушив свет вполовину, накинула меховую шубку и тихо выскользнула из дома.
Сильный порыв ветра чуть не опрокинул Миру в сугроб. Она выдернула из рукавов варежки и сунула в них руки, завязала капюшон потуже и решительно зашагала к краю обрыва.
Приземистые сосны изо всех своих хвойных сил держались за камни. Скрученные стволы жалобно скрипели, когда снежный вихрь прижимал их к скале.
Колкие снежинки больно хлестали по лицу, отчего щеки вскоре жарко запылали. Мира встала на краю, ухватилась одной рукой за толстую ветку и заглянула вниз. Под ней бушевали облака. Их рваные в клочья бока клубились и вращались, словно пена над кипящим молоком.
– Эй, – заорала Мира.
Её крик провалился куда-то вниз, не оставив ни следа: ни эха, ни звука. Она приложила ладонь к губам, образовав из пальцев трубу.
– Эй, вы там, хватит злиться! – вновь крикнула Мира. – Нам здесь без бурь проблем хватает.
Крик растворился в снежной вьюге. Она с досады пнула воображаемый ком, но не удержалась на ногах и с размаху плюхнулась на пятую точку. Зубы клацнули от неожиданного приземления, чуть прикусив язык. Сначала Мира разозлилась, но потом вдруг увидела эту картину со стороны и расхохоталась. Смех разбирал все сильнее, она не могла остановиться. Весь гнев выливался из нее неудержимым весельем. Мира упала на спину, раскинув руки.
Удивительно, внутри сугроба ветер практически не чувствовался. Если бы не холод, медленно заползающий под шубу, можно было бы сказать, что здесь довольно уютно. Мира понимала: нужно встать и идти домой, но на нее внезапно навалилась усталость, глаза закрывались, хотелось спать.
– Ещё немного полежу и пойду, – пообещала она себе.
– Эй! – вдруг раздалось над головой. – С ума сошла? Чего развалилась тут? А ну, вставай.
Мира с трудом разлепила глаза: над ней навис кто-то лохматый в белой пушистой шубе. Очертания плыли, она никак не могла сфокусироваться.
– Не спи, – незнакомец резко толкнул её, затем дёрнул за руку. – Елки-палки, – досадно чертыхнулся голос, – жить надоело?
Мира почувствовала, как чьи-то руки вытянули её из снега: сразу стало холодно. Ветер пробирал до костей. Она протестующе брыкнулась. Хотелось вернуться обратно в уютную теплоту сугроба.
– А ну, цыц! – шикнул незнакомец, закинул ее закоченевшее тело на плечо и зашагал к дому.
Она болталась на нем, как поломанная кукла. Мира приоткрыла глаза и смотрела на глубокие следы, оставляемые валенками, мелькающими под ней. Вьюга тут же заметала их, словно стирала карандашный пунктир ластиком.
"Вот и мою жизнь тоже кто-то стёр", – мелькнула равнодушная мысль. Тело одеревенело окончательно, она уже не чувствовала его. Стало легко и спокойно. "Сейчас усну, и все закончится", – последнее, о чем подумала Мира прежде, чем провалиться в темноту.
***
С четырнадцати лет она жила одна, окружённая лишь лесом и горами. Отец пропал в одну из зим, когда над плато кружила ледяная метель. В такую непогоду он всегда говорил, что на небе кто-то ссорится или злится, вызывая на земле бурю. Отец выходил на край обрыва и что-то кричал ветру, затем возвращался домой, и вьюга утихала. Раньше Мира верила: он волшебник, выгнанный с неба в наказание за что-то.
Маму она помнила смутно. Та ушла, когда дочери едва стукнуло десять. Отец пару лет говорил о ней в надежде на её возвращение, но со временем перестал, замкнулся и помрачнел. Перестал шутить, смеяться и дурачиться, как раньше. Надолго уходил в лес или сидел на краю обрыва, уставившись в бездну под ногами. Мира тогда чувствовала себя обузой. Казалось, что она якорь на его ногах, который приковал отца к домику на скале.
Предоставленная самой себе Мира научилась развлекаться по-своему: стреляла из лука, который смастерила самостоятельно, читала книги с полок отца и рукописи матери, тайком таская их из библиотеки на чердаке. Отец запретил дочери подниматься в комнату под крышей. Там была мамина мастерская, запертая на замок. Однако Мира нашла в кладовке тайную дверь, лестница за которой привела на чердак. С тех пор она регулярно пользовалась ей.
На отца Мира жутко злилась, не понимая перемен в его поведении. Как любой подросток бунтовала и ругалась, пытаясь вызвать ответную реакцию, но тот лишь хмурился, бросал что-то резкое и, схватив заплечный мешок, уходил в лес.
